В начале августа, разыскивая за таёжным якутским ручьём Киенгом дальнее зимовье, о котором рассказал приятель по охоте, забрёл Кузьмич на марь - не марь, а какую-то кочковатую не мокрую долину меж сопок с редкими, сиротливыми деревьями: лиственницами и ёлками. Была середина дня, давила жара и от начала пути прошло уже часа четыре беспрерывного движения. Идти по тайге с прилично гружёным рюкзаком весьма тяжело, Кузьмич проголодался, испотел насквозь и уже не раз подумывал сделать привал, отдохнуть и перекусить. Это следовало свершить ещё час назад, но никак не отыскивался профиль, который в конечном счёте вывел бы к избушке. Профиль или просека, как говорят в срединной России, был важной поворотной вехой на маршруте, и определиться с ней Кузьмичу хотелось до привала. Но, видно, ошибся приятель в оценке непростых таёжных вёрст… Собственно и не вёрст, а часов пройдённого пути - такое измерение расстояния здесь применять повернее будет, поскольку таёжники - ходоки, примерно, одинаковые, а километры по дебрям - попробуй их учти... "Вон там, у очередной стайки деревьев остановлюсь", - прикинул Кузьмич, когда средь пустынного прогала увидел островок дружных и стройных высоких стволов, более заманчивый, чем тот, который только что миновал. Пусть и не добрёл до цели, изначально намеченной, но есть-то хочется! Еда - как бензин для машины: худо в бак заправишь - не очень-то и километров накрутишь… А там, впереди, ещё и местечко у оазиса хвойного для души угодное, перекусить приятней будет!
Только подумалось - какой-то подозрительный шорох и глухое недовольное прицокивание донеслось чуть сзади, буквально в нескольких шагах. Резко обернулся: никого - голая сухая марь с путанкой под ногами из карликовой берёзки да голубичника и два стройных таёжных аборигена: лиственница метров десяти с густыми лапами, а вплотную к ней ёлка пониже длинными продолговатыми шишками на макушке красуется. И тут замечает Кузьмич, что шишка еловая летит к земле не с ели, а со щетинистых ветвей доминирующей ростом лиственницы!.. Стало быть, кто-то в еловой вершинке сорвал её, на соседнее дерево повыше занёс и с макушки неродной обронил! Или созорничал?
Раньше подобное Кузьмич встречал в тайге - белкины были проказы. Заинтересовавшись, возвращается и рассматривает оба дерева - никого, кажется, на них нет. Но для определённости хвойно-лиственничную чету надо обойти: белка в таких случаях от путника за ствол прячется. Перешагивая через кочки, с задиранием ног переступая через переплетения тундровых зарослей-сетей, медленно обошёл Кузьмич сиротливую парочку - точно, вон какой-то зверёк на самой макушке лиственницы затаился. Бельчонок, что ли? Тушка с полвершка, такой же длины пушистый хвост, неяркие полоски вдоль дымчатой шубки… Да это ж бурундучок!
У Кузьмича в таёжных путешествиях всегда на груди слева, под рукой, фотоаппарат с цветной слайдовой плёнкой пристроен… Снимает таёжник станкач, прислоняет его к стволу ёлки и лезет на лиственницу бурундучка фотографировать. Ветки на стволе частые, как у идеальной новогодней ели; приходится протискиваться меж ними, извиваясь. Не простые, надо сказать, пролазы! Но вот до макушки остаётся чуть больше метра, выше забираться опасно - лиственница дерево хрупкое, так и полетишь без крыльев камнем вниз вместе с обломившейся и столь же бескрылой макушкой. Но где ж зверёк? Осматривает Кузьмич густые, всё ещё блистающие сочной зеленью мягкие лиственничные лапы - пусто… Похоже, пока карабкался фотограф - бурундучок, не пожелав позировать, потихоньку и незаметно скользнул прочь по лапам другой стороной таёжной двойки… Разминулись, стало быть, на лиственнично-еловом пути. Спускается и Кузьмич.
На земле вновь вглядывается в кроны, обходит деревья, запрокинув голову и обшаривая взглядом вершины… Да вон же он, всё в той же макушке притаился! Рядом был, но не распознал конспиратора! И опять карабкается Кузьмич к небу на лиственничную высоту. Неудачно цепляется в пролазе висящим на шее фотоаппаратом за ветку - разгибается дужка на ремешке, и фотоаппарат несётся вниз, но Кузьмич как-то исхитряется его словить за юркнувший с шеи конец ремня. Не упала и не разбилась фототехника, слава богу. Вынужденно опять спускается Кузьмич на планету, кладёт фотокамеру рядом с рюкзаком и в третий раз устремляется ввысь: на плёнку запечалиться зверёк не захотел, так словит шустрика теперь уж самолично руками. Вместо кошки в доме хоть это существо при обещанном, но так и не состоявшемся коммунизме в стране развитого социализма возле людей поживёт. Уж Кузьмич-то с женой не на словах благами полосатика обеспечат - в валенке тёплом поселят, еды любой вволю дадут, всю квартиру в полное распоряжение предоставят. Хочешь - ешь беззаботно, хочешь - спи сколько вздумается, а если ещё чего возжелается, так намекни только и даже без росписи в документе расходном, просто так, не по ведомости, безучётно блага любые бурундучьи согласно коммунистической теории по потребностям в натуре, пожалуйста, получи…
Ага, вот он, симпатяга, припал, распластался по мохнатой ветке в полуметре выше, бусинками темными настороженно поблёскивает. Протягивает Кузьмич ладонь, в кожаную толстую перчатку предусмотрительно облачённую, - вдруг заботу не поймёт и за добрые намерения в путешественника зубки вонзит. Бурундучок легко и уверенно скоро перескакивает, нисколь высоты при размерах своих крошечных не страшась, на другую ветку. Теперь он слева от верхолаза оказался, и опять замер в напряжении… Тянется Кузьмич рукой - бурундучок ловко увернулся, метнулся по тем же веткам в горизонте обратно и сразу заскользил стремительно по лиственничным лапам к земле, будто ребятишки с горки крутой на санках безрассудно лихо понеслись… Вот по ёлке прокатился роскошный хвост, вот к голубичным зарослям в воздухе устремился, вот "прикустился" в них и сгинул средь мха с вытаявшими из вечной якутской мерзлоты корнями…
Все предложения Кузьмича отверг: ни фотографироваться не захотел, ни дружить, ни в валенке уютном в посёлке алмазодобытчиков в тепле и достатке прописаться… Может, и зря бурундучок от всего отказаться поспешил? Вовсе не дурное будущее намечалось - рекомендации-то полосатому коллеге-таёжнику от бродячего северного люда Кузьмич мог представить самые положительные…