Поднявшись на очередную сопку, Михаил увидел родную деревню. Отсюда все выглядело попрежнему, будто и не минуло 12 лет. Тайга также вплотную подступала к домам и окружала островки небольших луговин и полей, отвоеванных когда-то у леса основателями деревни. Также вдоль реки стояли в рядочек дома односельчан. Теза, поостыв немного после Косого порога, делала плавный поворот, и в этой излучине, защищенной от самых студеных северо-восточных ветров, когда-то давно и основали предки Михаила свою малую родину. Теперь в двух десятках крепких рубленых домов всего под четырьмя фамилиями живет уже несколько поколений коренных сибиряков, многие из которых доводились ему родней. Все еще острый глаз бывшего охотника уловил и изменения. Два дома сильно обветшали, явно давно не подновлялись и не ремонтировались.
В одном из них, это хорошо помнил Михаил, жил одинокий старик Саватеев. Правда, стариком он был только для таких молодых парней как Михаил. На самом же деле то был полный сил пятидесятипятилетний муж- чина, первый охотник в деревне, у которого многие перенимали охотничью науку. Неужели с Саватеичем что-то стряслось? А вон и новый дом, еще совсем светлый, построенный, должно быть, не более двух-трех лет назад. Интересно, кто это: приезжий или свой решил обособиться? А хозяин, видать, он хороший: ишь какой участок луговины окультурил и огородил под скотину. Михаил сидел на стволе поваленной сосны. Затихающий к ночи ветер, слегка теребил его темные длинные волосы. Он знал, что в этой еще очень буйной шевелюре уже появились первые серебристые нити. Это в 37-толет! Рановато, однако. Впрочем, если учесть что треть его жизни прошла в зоне — ничего удивительного. Взгляд остановился на бегущей внизу реке. Сколько же воды утекло за эти годы?
Созерцание струящейся воды, как и мечущегося пламени костра, завораживает, настраивает на воспоминания. Вот и перед Михаилом, одна за одной, поплыли картины давно минувших дней. Такие яркие, и такие болезненные... Брат Антон был старше всего на три года, но к той памятной осени успел обзавестись и женой, и детьми. Его жена Мария родилась и выросла в нашей же деревне. Через год после свадьбы у них появилась дочь, а еще через год — сын. Братья были очень похожи друг на друга: невысокие, широкоплечие и ширококостные, точно вырублены в грубую, без шлифовки и доводки. Словом — настоящие сибиряки. Как и все мужчины, Антон и Михаил занимались охотой и рыбалкой, скотиной и огородом, строительством и всем прочим, чего требовало почти полностью натуральное хозяйство деревенского бытия. Как-то братья отправились на охоту за маралом. Всю ночь они просидели на дальних солонцах, но зверь не вышел. Ночью слегка тянул ветерок, и, возможно, осторожный зверь своевременно причуял молодых охотников. Так или иначе, но, Антон и Михаил вынуждены были возвращаться из тайги ни с чем. Закинув ружья за спину, они ходко, чтобы разогреться, отправились в обратный путь. Тем распадком они ходили не раз.
Удобная, набитая тропа то стрелой рассекала редкий, многотравный осинник, то петляла между молодыми елочками, густо высаженными рукой матери природы. Именно в таком месте, где округа не просматривалась и на несколько метров, на них напал медведь. Встреча хозяина тайги с людьми была не случайной. Впоследствии оказалось, что медведя еще в молодом возрасте стреляли и ранили. К тому же к этой осени зверь почти совсем не накопил жира и имел уже сильно стертые клыки. В таком плачевном состоянии старый медведь, очевидно, посчитал человека самой легкой и сытной добычей. Залег он буквально в паре метров от тропы, и, как у этого хитрого зверя заведено, Антона, идущего первым, пропустил. Перед Михаилом рыжий гигант вырос неожиданно. В последний момент прямо перед собой юноша увидел маленькие, злые глазки и слюнявую, с желтыми клыками разверстую пасть. Он защитился левой рукой, правой сорвал с плеча ружье и в этот миг медведь навалился... Сколько прошло времени — Михаил не знал. Очнувшись, он даже не сразу вспомнил, что же произошло. Первое ощущение — что-то теплое и липкое на лице. Оказалось, на его груди и лице были... кишки лежавшего рядом медведя. Первое движение — попытку сбросить с себя эту мерзость — привело к резкой боли в груди. Без сомнения были сломаны ребра. Левая рука не повиновалась вовсе, словно неживая. Впрочем, так оно и было: ей досталось больше всего, и изжеванная конечность выглядела так, что ее никак нельзя было назвать «живой». Из предплечья все еще сочилась кровь.
Рядом лежал нож Михаила. «Ага, — сообразил охотник, — значит, это я зарезал медведя. Стоп! А где Ан- тон? Что с ним?» Мысль о брате заставила Михаила приподняться на правом локте и осмотреться. Вокруг все было неподвижно. Утренняя тайга молчала. К счастью, в борьбе со зверем не пострадали ноги. Их придавило медвежьими задними лапами, и ос- вободиться не составило бы никакого труда, не будь при малейшем движении такой пронизывающей боли в груди. В первую очередь надо было перевязать левое плечо и остановить кровь, которая засочилась из руки заметно активнее, стоило Михаилу приподняться и начать что-то делать. На глаза попали лежащие на траве внутренности зверя. «Пойдет, — решил юноша. Отхватил ножом кусок самой тонкой кишки и перетянул ею руку. — Что, не думал, Миша (надо же — тезка!), что я с тобой так обойдусь?». В тот трагичный день это была единственная относительно веселая мысль. Потом был самый долгий и самый трудный путь в жизни Михаила. В десяти шагах от места схватки на траве валялось ружье брата. «Бросил ружье... Бросил меня... Не помог!! Брат...» — и эта ужасная правда стучала в голове, отзываясь болью не меньшей, чем та, которую причинил ему дикий зверь. И удивительное дело: на медведя за сломанные ребра и кровоточащие раны не было и тени злобы или обиды, а на брата...
До деревни охотник добрался, когда начали гаснуть краски дня. От потери крови постоянно темнело в глазах, в голове стучало молотом. Хорошо хоть раны уже не причиняли такой резкой боли: просто все тело одеревенело. И лишь ноги каким-то чудом переставлялись. Всю дорогу Михаил думал, что вот-вот увидит бегущего навстречу Антона, других деревенских мужиков, спешащих ему напомощь. Однако только собственное прерывистое дыхание да неестественно громкий стук сердца нарушали тишину леса. И уже на задворках деревни он понял, что надеяться больше не на что: брат не просто испугался, не просто струсил — он его предал! Окровавленный, в лохмотьях и грязи, словно при- видение с того света, появился он в дверях избы свое- го брата. Тот... пил чай! Обида и гнев затмили остатки рассудка, Михаил поднял ружье и вследующее мгновение картечь, предназначенная оленю, разорвала грудь человеку. Старший брат, сбитый со стула заря- дом, застыл на полу посреди комнаты с мертвыми, смотрящими в потолок, глазами. И в тот же миг у по- рога рухнул, потерявший сознание, брат младший. Потом были операции, долгое лечение, скорый суд и приговор — 15 лет строго режима. 12 лет добросовестного труда и примерного поведения на лесоповале привели к досрочному освобождению...
Михаил поежился, оторвал, наконец, застывший взгляд от реки и вернулся к действительности. В новой, «выпускной» телогрейке он замерз. Багряный диск закатного солнца отсюда, с сопки еще был виден. А в низине, в деревне оно появится уже только завтра. Вольно или невольно вчерашний зэк ждал, когда стемнеет. Он боялся. Как-то его встретят? Нет, тогда, много лет назад почитай никто из деревенских не осудил его. Но что сейчас он увидит в глазах старой матери, невестки, племянника и племянницы? Под грузом этих мыслей 37-летний Михаил с трудом, словно немощный старец, поднялся, тяжело вздохнул и медленно пошел к деревне. Впереди его ожидало еще одно испытание.

Виталий Виноградов