Rambler's Top100
Яндекс цитирования
 

Таежные странствия

Посвящается памяти ученого и таежника,
писателя и защитника природы,
друга и учителя Ф.Р. Штильмарка


   Начало уже далеких 80-х прошлого века. Самый восточный и самый таежный район Тувы — Тоджа. Середина июня. Мы с райохотоведом Николаем лежим в тени забора на вертолетной площадке и ждем борт.
— Летит, кажется, — говорит Николай, вслушиваясь в отдаленный звук мотора. — Точно, летит!
Началось все неделю назад. Позвонил начальник охотуправления и строгим басом велел нам — старшему охотоведу заказника и районному охотоведу через неделю вылететь на вертолете на отдаленную стоянку оленеводов. Где, как он сказал, медведи оленей обижают, то есть обижали в мае.
— Но ведь они уже смотались оттуда или оленеводы сами с ними разобрались, — пытался выкрутиться я.
— Сам знаю, — пророкотал начальственный бас, — но вопрос стоит на контроле в правительстве Тувы, так что слетайте на недельку, посмотрите на месте. И чтобы результат был.
Нельзя сказать, что этот приказ огорчил нас, скорее наоборот — слетать черт знает куда с нашей жаждой путешествий — это же великое благо! Да и жены ворчать не будут. Все-таки приказ начальства. Собрали нехитрые пожитки — легкую двухместную палатку, спальники, топор один на двоих, фал капроновый метров 50 (как в горах без веревки?), два карабина Мосина, по 30 патронов к ним, немудрящие продукты на неделю. В то время тушенки в магазинах не было, о сгущенке только вспоминали, даже сливочного масла не достать. Так что питаться в походах рассчитывали на «подножном корму» — где что поймаешь или добудешь. Зная об этом, начальник охотуправления никогда не скупился на лицензии и различного рода разрешения для своих подчиненных, правильно полагая, что охотовед не может быть нарушителем по своей сути, зато виновных карал беспощадно.
Летим. Вертолет держит курс на северо-восток. В иллюминаторе мелькают горные хребты, озера, реки и тайга без конца и края. Судя по нашим знаниям географии, на северо-востоке Тувы только один поселок
в 120 км от райцентра, а дальше до самой Бурятии — сплошная тайга...
Часа через полтора сели на берегу широкой (метров 100) реки. Вертолетчики, сунув ноги в длинные резиновые сапоги, начали полосовать водную гладь спиннингами и удочками. Скоро первые серебристые хариусы забились на прибрежной гальке. Мы развели костер, сварили чай.
— Сейчас подъедет оленевод, сдам вас и — обратно, — сообщил сопровождавший нас заместитель начальника охотуправления.
— Николай Михайлович, а забирать нас отсюда будут или с оленефермы? — задал я наивный вопрос.
— Забирать? Гм... Вы что, дети, что ли? Сами выберетесь. Поди, охотоведы.
— А где мы? — задал я еще более наивный вопрос.
— Спроси у летчиков.
Я бросился ко второму пилоту.
— Дай, — говорю,— побыстрее карту глянуть.
В это время на противоположном берегу показались люди верхом на оленях.
Топокарта масштаба 1 см = 10 км мало что прояснила. До ближайшего населенного пункта километров 250 дикой тайги, без дорог и троп. Но от нас течет сеть речушек и рек прямо к этому поселку. Глянул еще раз на карту, пытаясь запомнить сеть этих рек, и махнул рукой вслед взмывающему в небо вертолету. Знал бы куда лететь, свою карту захватил бы.
Оленеводы переплыли через реку (судя по карте, это — Дотот) на плоту. Сложили наши пожитки и вместе с ними переправились на другой берег к оленям. Оленеводов-тувинцев было двое: один лет 35, второй уже старик. Возраст его определить было трудно, но седые волосы и редкая бородка на изрезанном морщинами лице говорили о солидном жизненном пути. Навьючили наши вещи на свободного оленя. Мы с Николаем налегке пошли вслед за оленеводами.
Тува — самый южный район, где занимаются разведением северных оленей и ездят на них верхом, наверное потому, что в условиях горной тайги ни на какой упряжке не проедешь. Этим же, традиционным для местных жителей Восточного Саяна видом животноводства, занимаются тофалары — народность, проживающая на юго-западе Иркутской области, на северном макросклоне Восточного Саяна, непосредственно граничащего с Тоджей. Справедливости ради стоит отметить, что оленеводство почти ничего не значило в экономике района, и занимались им тувинцы-тоджинцы в силу вековых традиций. Да и было в то время во всем районе 2000—2500 оленей, разбросанных по оленефермам в самых глухих участках тайги. Зато во время охотничьего промысла тувинцы широко использовали северных оленей как транспорт и даже стреляли соболя, не слезая с седла. Олень для охотника-промысловика самый удобный вид транспорта — кормить оленя, как, скажем, лошадь, не нужно, корм для него есть практически везде. Он сам раскопает под снегом лишайники. Олень хорошо ориентируется в тайге (как и всякий зверь), в конце охотничьего дня седок просто отпускает повод, и олень везет его кратчайшим путем к месту последней ночевки. А при традиционном для тувинцев-тоджинцев экспедиционном способе охоты — олень незаменим. Нет оленя — нет охоты.
Тем временем мы дошли до промежуточного лагеря оленеводов. На пологом склоне горы, густо поросшей серовато-белыми лишайниками — ягелем или оленьим мхом, стояло три-четыре палатки. Оленей немного — с десяток и людей 3—4 человека. Как оказалось, они проверяют состояние пастбищ, куда далее нужно будет перегонять основное стадо оленей. Чем больше по численности стадо, тем чаще его нужно перегонять на свежее пастбище. Сухие и ломкие лишайники летом крошатся под копытами оленей, а восстанавливаются очень медленно — по нескольку миллиметров в год, поэтому, чтобы пастбища не истощались, оленей часто перегоняют на другие места. И так круглый год.
Все палатки оленеводов зачем-то огорожены жердями. Поставили и мы свою палатку, но огораживать не стали. Старик Балдан обещал отвезти нас на основную стоянку, где и безобразничали весной медведи — задавили трех оленей. Вообще-то для медведя вещь естественная — после выхода из берлоги что-нибудь покушать посущественнее, а тут целое стадо оленей!
Ночь тихая и прохладная. Для комаров и мошек время еще не пришло. Уснули сразу. Утром я проснулся от ощутимого даже через спальный мешок пинка в бок. Не успев сказать ни слова в адрес Николая (а кто же еще так может меня будить?), получил еще один. И тут понял, что удары наносятся через палатку. На фоне восходящего солнца через ткань палатки четко вырисовывалась рогатая голова оленя. Он тыкался мордой в боковину палатки, а ногами лупил меня. За что?! При очередной атаке оленя я ответил кулаком ему по морде через полотно палатки. Олень исчез. Но на его месте возник другой! Так вот почему оленеводы огораживают палатки жердями! Первый урок из жизни оленеводов. Вылез из палатки.
Старик Балдан кормил около своей палатки оленей солью, доставая ее щепотками из кожаного мешочка и что-то приговаривая на своем языке. Олени толпились и толкались около него, совершенно не соблюдая очереди в получении угощения. Значит, удары по моим ребрам — это вежливая форма просьбы оленей — дать соли. А я-то еще вчера вечером удивился — расседлали оленей, сняли уздечки и пустили...
— Утром придут, — сказал Балдан.
Только ради этого регулярного угощения олени и терпят неволю человека. Гляжу на общение Балдана с оленями. Старик, как сошедший со страниц Федосеевских книг Улукиткан, разговаривал со своим любимым учагом.
В этот день у оленеводов появились непредвиденные дела, и наш отъезд на основную стоянку отложили. Но нам не терпелось окунуться в мир первозданной природы и, расспросив дорогу, мы пошли пешком, прихватив минимум продуктов до завтра. Перед нами возвышался голец с вершиной, обсыпанной сплошными каменными курумами со спускавшимися вниз потоками каменных рек. Но молодость и сила! Гор для нас тогда не существовало, и мы бодро запрыгали по курумам вверх. Первый лагерь стоял где-то на границе последнего леса, а это метров 1600—1700. Голец, наверное, чуть более 2000 м. Между каменных рек в укромных уголках, куда не попадало прямое солнце, лежал потемневший, но еще плотный снег, от которого вниз бежали веселые прозрачные ручейки. Сотни их, сливаясь, давали начало ручьям, рекам и пополняли воды могучего Енисея. Под снежниками сверкали изумрудной зеленью целые поляны черемши толщиной в палец и высотой чуть ли не полметра! Под одним из последних перед вершиной горы кедром сварили чай, перекусили, и скоро начался пологий спуск в широкую долину. Спустились до леса, который языками поднимался к альпийским лугам с цветущим разнотравьем. Ниже, в еще редком кедровнике, шли по сплошному белому ковру из лишайников.

Сергей Александрович Окаемов

 
© Интернет-журнал «Охотничья избушка» 2005-2018. Использование материалов возможно только с ссылкой на источник Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.