Был в излёте октябрь. Ещё с Покрова небо
посерело и опустилось. Пошли дожди. Прошмыгнувшее лето охотой
по перу не одарило. Утиные перелёты неожиданно захирели, а
дупеля и бекасы как-то рано отлетели.
Не успел я разложить по заветным углам амуницию, возвратившись
с фазаньей охоты, как из Москвы позвонил Николай Иванович.
Мой старый друг по флотской службе и охотничьим скитаниям,
сообщал, что купил путёвку в санаторий "Крым", но
хотел бы приехать на недельку раньше и побывать на охоте по
осеннему вальдшнепу.
В минулые времена во многих санаториях имелись первичные охотничьи
коллективы и отдыхающие из охотников, если в сезон, могли
соединить, как говорится, полезное и приятное. Теперь не так.
Что я мог ответить моему другу?.. Только одно: - "Конечно,
Николай. Жду!"
Года два назад мы охотились на пролётного гуся на лиманах
Одесской Бессарабии и один знакомый охотник - крымчанин приглашал
нас на вальдшнепа.
- Его у нас к ноябрю, что грязи собирается. Высыпки - и. Ой,
Иван, ты таких не видел! - хвастался Боря Рогозин.
Пришлось напомнить о приглашении. Вопреки сомнениям, он его
подтвердил и сказал, что вальдшнеп уже подтянулся и в хороших
кондициях. Жирует. Я облегчённо вздохнул, сообщив другу хорошую
новость. Через восемь дней с Борисом мы встречали его в Бахчисарае.
Громогласный и бурный, как горный поток, Николай тут же, на
перроне, обрушил на нас лавину вопросов. И только получив
утвердительный ответ относительно охоты, постепенно угомонился.
Весь вечер у гостеприимного Бори Рогозина он предавался воспоминаниям
наших совместных охот. Ну, а уж флот, особенно. Да и Борису
тема родная. Из моряков, ведь. Старший мичман запаса. Теперь
купил приличный домик в Бахчисарае, откуда родом жена. По
его семье, как и многих других моряков, жизнь тоже прошлась
плугом. Младший сын Сергей служит в украинском флоте, а старший
- Вадим, в Североморске, под Андреевским стягом.
- Соберутся, бывало, в отпуске - чёрти что наслушаешься, будто
и не братья. Потом выпьем за флот без разделения и песни до
утра поём. Наши, старые: "Усталую подлодку", "Прощайте
скалистые горы", "Легендарный Севастополь"…Ну,
там, сами знаете чего. Новых-то почти нет. Так в обнимку и
сидим.
Закончив монолог, Борис хмыкнул: - Смешно и грустно. Тузлу
делим. Ха!..
-Будет тебе, - вмешалась Борисова жена Алия, - бы лучше альбом
свой охотничий гостям показал, обрыдла уж всем политика…и
подала на стол жаркое из…вальдшнепов. Мы задохнулись ароматом.
- Всё мамочка, всё…Вы насчёт вальдшнепа не сомневайтесь. К
самому куражу поспели. Тут разве подгадаешь?! Вроде и время
прилететь: ан,- нету, местный только. Вот когда пощекочут
его первые морозы на московской широте, смотришь - у нас появляется.
И совсем густенько высыпает, как от Киева холодок
спускаться начнёт. Тогда долгоносика где только не встретишь:
в садах, виноградниках, в лесопосадках, в огородах, кукурузных
полях, по опушкам - везде есть. Каждую осень собака с грядок
во дворе поднимает.
- Этих-то когда успел, - кивнул я на блюдо.
- Свеженькие. В среду на Каче охотились.
- Видим, успешно. Да много ли было, - любопытствовал Николай
Иванович.
- Одному много, другому мало…Количество категория относительная.
Случается, единого добудешь, а он дороже десятка.
Утро выдалось пасмурное, но сухое и тихое. С Николаем мы вышли
во двор. Борис уже возился с уазиком, проверял масло, укладывал
вещи. В сморщенных листьях виноградных лоз, аркой обрамляющих
выход из резной веранды чирикали и суетились драчливые воробьи.
У ног хозяина вертелась, помахивая лохматым хвостиком, пегая
сучонка: спаниель - не спаниель, больше дворняга, но милая,
так что ругательное слово ублюдок к ней применять, не хотелось.
- Не мешай Дельта. Иди, я позову, - не глядя на неё, обронил
Борис, и "жучка", опустив голову, будто обиженная,
потрусила к крыльцу и там уселась, молча наблюдая за нашими
приготовлениями.
- Что и её будешь брать? - заподозрил я дворняшкины порывы.
- А то,..без неё никак. В этом деле она у нас главная. Обличьем
и статью не вышла, зато чутьё отменное, да и ума - палата.
Чего там…увидите.
Верилось с трудом. Но мы промолчали, зная, что в присутствии
хозяина о его собаке плохо не говорят. Кто ж из охотников
не знает, что осенью на вальдшнепа интереснее с собакой охотиться.
Посмотрим. Однако Дельта почувствовала с нашей стороны недоверие
к своей собачьей персоне и, демонстрируя характер, презрительно
отвернулась.
- Ишь, надулась. Поняла, что вы не высокого о ней мнения.
Ладно, в деле себя покажешь. Иди в машину.
Мы ехали в долину Альмы. Охоту Борис предложил начать с прочёсывания
садов и виноградников, потом взять заросли кустарников, таволги,
разметавшиеся вперемешку с крапивой и бурьянами по руслу реки.
Лесистые редачи склонов оставили на вторую половину дня.
- Последние годы в Старом Крыму проходят настоящие "вальдшнепиные
сафари". Приезжают из Америки, Англии, Франции, Скандинавии.
Всё чаще россияне заглядывают. На Западе охота на вальдшнепа
уже давно попала в разряд трофейных. Англичане любят сложность
стрельбы, а охота на вальдшнепа, более чем любая другая этому
отвечает, особенно в лесу: накоротке, навскидку, где миг определяет
успех выстрела. Такого скопления птиц, как в Крыму, у них
нет. Особенно в теплые зимы. Многие считают вальдшнепиную
охоту чисто нашенской, что ни на есть национальной. Если б
так, назывался бы кулик везде каким-нибудь "слукой",
"слонкой"…А его все немецким словом кличут. Да и
англичане кокера специально для охоты на вальдшнепа вывели,
- размышлял Борис.
Николай Иванович запротестовал.
- Эка, куда хватил. Немецкое название к птице с петровских
времён прилепилось, хоть жил-то "лесовичок" у нас
извеку. Тогда довольно всего не на русский лад переиначили.
Не отстояли бы наши предки своей землицы, глядишь и нас с
тобой по - иному кликали бы, скажем, Гансом, или там, Николасом…
Мы уже пересекли Альму и свернули на грунтовку, направляясь
к устью реки, к морскому побережью, где в Каламитском заливе,
она отдаёт морю свои воды. До побережья мы не доехали. Оставив
километрах в пятнадцати позади посёлок Почтовое, "спешились"
и пошли проверить молодой яблоневый сад. Он тянулся вдоль
склона и скрывался где-то за холмом. И сами деревья, и пожухлая
листва ещё хранили запахи лета. Давно скошенные в междурядье
травы поднялись вновь и теперь, высохшие и поржавевшие, стали
хорошим укрытием птицам.
Как не похожа: весенняя охота на тяге и осенняя на высыпках,
хотя объект один и тот же - вальдшнеп. Весною, тянущего по
закрайкам мелколесья и, загодя предупреждающего голосом о
своём появлении, вальдшнепа, гораздо приятнее слушать и наблюдать,
чем стрелять. Романтически настроенному охотнику бывает неловко
прицелиться в томимого страстью лесного кавалера. Как-то не
по-мужски это.
Другое дело осень - время сбора урожая. Однако ж и тут есть
противоречие. Весною вальдшнепа - кавалера с самочкой не спутаешь.
Именно потому, что весной ухажер оповещает о себе голосом.
Самочка молчит всегда. Осенью птицы срываются молча. Никогда
охотник не определит, кто попал под его выстрел, пока не возьмёт
птицу в руки. Но есть и несомненное отличие: самочка статью
дороднее и нарядом нежнее.
Охота на тяге - пассивный способ: стоишь и ждёшь, когда долгоносый
красавец изволит пожаловать к вам под выстрел. Случается,
переместишься немного, подставляясь под тягу, шапку подбросишь
разок-другой, в надежде хитростью наманить птицу - и только.
Осенью - ножкам воля, душе - раздолье, а пот - взашей. И стрелять
на тяге много проще. Долгоносик летит медленно, плавно, себя
показывая и предлагая. Нет, конечно, и на тяге не палкой птиц
сшибают. Случаются и там промахи. Но это совсем не то, что
с подрыва в кустарнике или в лесу. Залопочет впритык крыльями…шмыг,
шмыг... и, нету. А бывает, отлетит недалечко, и вновь сядет:
подходи повторно счастье пытать.
Весной и собачья роль не дело. Торчит себе смирненько у хозяйских
ног. А случись ему обрушить валешка на прелый прошлогодний
лист: всех - то забот - найти да подать теплый комочек. Не-ет!..
Охота по осеннему вальдшнепу много волнительней. Тут мастерящий
помощник доставит столько трепетных мгновений и радости, что
не забудутся они веки - вечные.
Уже у придорожи Дельта засуетилась, скоренько помахала обрубочком-хвостиком
и, обернувшись, усавилась на Бориса, дескать: - "Чего
копошитесь, поторапливайтесь, дичь рядом"…
И правда, любит вальдшнеп побродить по закрайкам просёлков
и пролесков, потыкаться своим долгим носом во влажные грязи.
Почти всю прошлую неделю, как поведал Борис, шли мелкие моросящие
дожди, и висел туман. Почва отпотела и умаслилась. То там,
то здесь, объезжая широкие обсыхающие лужи, мы видели метки
пребывания птиц: крестики их следов и дырочки, оставленные
клювами, как веснушки на лике земли.
Борис с Дельтой правились центром, слева - я. Николай Иванович
определился правее, но, имея рост дяди Стёпы и широкий шаг,
мало - помалу отрастал от линии нашего хода, оказываясь впереди
собачонки, отчего его всё время приходилось сдерживать, словно
рвущегося в карьер аргамака. Он горячился. Два года назад
мы охотились на фазанов в пойме Тилигула. С его крупным телосложением,
пробираться через дьявольски крутые заросли акации, было немыслимо,
и он, вывалившись на опушку, "тянул фланг", прислушиваясь
к чертыхавшимся в "мотне", исцарапанным колючками
товарищам. Тогда собаки наткнулись на редкостно большую высыпку
вальдшнепов. Но никому в чащобе не удавалось и ружья поднять,
не то, прицельно выстрелить. Птицы подрывались с шумом и,
оставляя в отчаянье охотников, взмывали над кронами, затем
стекали по склону в низину, где неожиданно натыкались на Николая
Ивановича. Тянули низко и плавно. К тому же и "семёрочка"
у него оказалась в патронташе. Шесть штук жирных долгоносиков
красовались на его удавках, когда измочаленные охотники выбрались
на свет божий. Никто в тот раз больше не добыл вальдшнепа,
зато Николай Иванович к своим дивным трофеям добавил парочку
фазанов. Приятно быть королём охоты. От того-то, видать, и
нынче тянуло Николая Иваныча забежать в переём. Да-а, страсть!..
Совсем забыл Борисову инструкцию: идти спокойненько и больше
на собаку поглядывать - она своим видом и поведением всё скажет.
Я не могу причислить себя к большим знатокам охотничьих собак,
однако охотился с ними всегда и кое- что в их работе понимаю.
Прав оказался Борис, когда подморгнув своей Дельте, сказал:
- "Ничего, в деле мы себя покажем, а статями пусть наслаждаются
те, у кого ружьё на стене приколочено". Только потом
мы поняли, что работу по вальдшнепу и фазану маленькой, не
выразительной внешне Дельты, без натяжки, можно было признать
выдающейся, если бы кинологи смогли определить саму её породу
и допустить к участию в испытаниях. Такие аномалии в собачьей
генетике случаются. Борис Рогозин имел гениального "ублюдка".
Как охотники, следующие традиции, первого долгоносика мы пропуделяли.
Мастерски это сделал Николай Иванович, перегоревший желанием
отличиться. Дельта в поиске ходила челноком. На относительно
чистых местах челнок растягивался. Периодически она оглядывалась,
и если находила, что хозяин отстал, садилась и поджидала его.
В густой некоси поиск снова сокращался. У собачки были в равной
мере хороши и верхнее, и нижнее чутьё.
Среди охотников давно сложилось мнение об особой пахучести
вальдшнепа, отчего, мол, и собаки по нему легко работают.
Даже не слишком чутьистые без затруднений его отыскивают.
К сожалению, не всегда это так. Тут и ветер играет роль, и
состояние погоды, а, прежде всего, рабочие качества самой
собаки, что бы там не говорили. Борис признался позже, что
сезона два Дельта работала в паре с опытным курцхааром его
приятеля, егеря Орлино - Куйбышевского охотхозяйства и, будучи
от природы умненькой, быстро освоила курс хорошей школы.
Когда она, скрывшись в густой траве, через время возвратилась
и, умильно моргая глазками, уставилась на хозяина, демонстрируя
безупречный анонс, у меня не осталось сомнения в её даровитости.
Борис сделал знак рукой. Дельта развернулась и повела. Перед
запавшей птицей она остановилась. Ничего похожего на классическую
стойку вышколенной легавой у неё и в помине не было. Замерев,
она опустила голову долу и подрагивала, ожидая команды. Николай
Иванович не сразу понял приглашение Бориса к первому выстрелу
и замешался. Далее ждать было нельзя. Вырвавшийся из-под носа
посунувшейся собаки вальдшнеп вертыхнулся вправо и, прорезав
рядок раскрашенных осенью яблонь, сам налетел на нашего великана.
После его пустого суетливого дуплета, порядка в наших рядах
прибавилось. Дельта по-своему выразила ему неудовольствие:
заскулила обиженно и отвернулась.
До конца сада мы сумели поднять ещё трёх птиц, из которых
по одной взяли Борис и Николай Иванович. Мне на этот раз тоже
пришлось почувствовать разочарование Дельты. И всё же начало
можно было считать пристойным. Как - никак пятьдесят процентов
успеха, хотя Бориса это смутило. Неделей назад здесь некоторым
его друзьям не хватило патронов. Но таков вальдшнеп. Сегодня
есть, завтра - пропал, словно призрак, оставив охотникам лишь
воспоминания и надежду. Они и надеются, мечтая о сказочных
высыпках. Мы не были исключением. Но поскольку всей-то охоты
прошло не более часа - в успехе не сомневались. Впереди целых
два дня.
К оставленной на просёлке машине возвращались по заросшему
бурьяном увалу, жмущемуся на взлобке к саду, а внизу упиравшемуся
в излучину Альмы. С козырька увала бурьян был реденький, плешивый,
насквозь продуваемый ветрами. Там птица вряд ли станет таиться.
Зато у подошвы он резко густел, делался выше и крепче стеблем.
Дальше начиналась урёма с зарослями кустарников, перехваченных
таволгою и крапивой по руслу реки.
Не доходя до крепей, Дельта забеспокоилась, но вела себя не
так, как прежде в саду. Пробегала вперёд, резко поворачивала
в разные стороны, останавливалась.
- Фазаны, - определил Борис, - и, поставив меня с Николаем
Ивановичем, вроде как, на номера, с Дельтой стал обходить
порядочный кусок чапыжника с умыслом потеснить петухов на
нас, и поднять на крыло под выстрел.
Фазаний взлёт не менее, если не более, волнующ, нежели вальдшнепиный.
Но вряд ли уместно соображение о предпочтительности той или
иной птицы в качестве трофея, - так приятны и дороги обе они
сердцу любого охотника.
Там, где исчезли в зарослях Борис и Дельта, вскоре раздалось:
"Ко-гок, ко-гок", и заполошное хлопанье крыльев.
Следом затявкала собачонка. Прогремели выстрелы. Начался тарарам.
Фазаны, не выдерживая собачьего напора и Борисовых покриков,
с треском "зажигали свечи" над кустарниками и с
разворота полого уходили под сад. Борис так ладно определил
номера, что почти все они тянули меж нами. Стреляли по чистому
и в меру, по очереди, не мешая друг другу, а то и разом, когда
взмывало несколько птиц.
Фазаны ко времени вальдшнепиных перелётов сбиваются в стаи,
придерживаясь, близь воды, крепких мест. И если кому удается
набрести на их дневку - охота бывает успешной.
Вот и нам благоволила удача. Дельта шустро разыскала трёх
сбитых нами петухов. У Бориса, кроме петуха, оказался ещё
и вальдшнеп. Напуганный криком и шумом фазаньих крыл, недалеко
поднялся таившийся долгоносик. При виде двух птиц, Дельта
аж затявкала от растерянности. Борис, довольный редким и удачным
дуплетом, умилялся и ласково трепал холку помощницы.
Нас она долго признавать не хотела и всю дичь таскала хозяину,
будто не мы её и стреляли. Он не грубо её журил и собачка,
словно извиняясь, ложилась у его ног. Всё это напоминало какую-то
игру, в которой действия участников заранее обусловлены ролью,
а завершение предопределено дружеским соглашением. Только
на привале, когда Борис разрешил собаке принять от нас угощение,
и мы наговорили ей массу комплиментов, она оттаяла и, лизнув
нам руки, тем самым, простила отсутствие приличных манер.
Всю вторую половину дня наша, теперь по-настоящему подружившаяся,
компания, провела в редачах на склонах, где и вальдшнеп попадался
чаще, и стрелять его было сноровистей.
К вечеру северный ветер опрокинул в море низкие распухшие
тучи. Улыбнувшееся земной юдоли солнце обласкало её тёплым
светом и, поиграв красками, медленно заскользило в окоём.
Наши вязки дичи потяжелели. В среднем, не меньше десятка вальдшнепов
было у каждого, и мы подумали о возвращении в Бахчисарай.
Но до заката оставалось ещё пара часов, и неугомонный Борис
предложил на десерт дивное охотничье удовольствие - "немую
тягу". От самого сочетания этих слов веяло таинственностью
и колдовством. Не алчность, конечно, двигала нами. Увидеть
своими глазами: что оно такое, бывает гораздо весомее добычи.
Слышать-то мы слышали, что есть, де, такой вид охоты на вальдшнепа.
А вот отстоять "немую тягу" не доводилось, хоть
не раз вечером случалось подстрелить осеннего вальдшнепа.
Но встречи эти носили характер совершенно случайный. Теперь
нам предстояло наблюдать и участвовать в самой охоте, как
способе… "немая тяга"! Ну, кто ж отринет такую охотничью
удачу?! Когда-то я читал у И.С.Соколова - Микитова о его охотах
на "немой тяге" в Талышском районе Прикаспия и на
Кавказском побережье. Даже читать об этом было фантастически
интересно, а тут самому охотиться…
- Нам это по пути будет, у села Партизанского. И что интересно,-
делился наблюдениями Борис, - что у Партизанского, что у Тырок,
что у Сасыка, да и в других местах, летит вальдшнеп из года
в год. А ведь это ж не местный, пролётный. Как понять такую
привязанность? Надо только место подходящее выбрать: лучше
всего на свежей пахоте у опушки, или на озими. Вылет начинается
перед самым заходом солнца. Да мы уже и приехали.
Место, куда привёз нас Борис, вполне соответствовало его рассказу.
Редкоствольный лесок отделял собою изумрудное озимое поле
от только что поднятой зяби. Закатное солнце освещало всю
озимую половину, тогда как с пахотной части от опушки на неё
падала широкая полоса тени. Мы разошлись. Ожидание чего-то
необычного, долженствующего вот-вот произойти, накатывалось
с исчезающим за горизонтом Ярилом. Не было весенней возни
дроздов, не куковала вдали кукушка, не слышались голоса пташиной
мелочи. Тихо. Только граили под селом гнездящиеся на ночлег
вороны, да прокричал, возвестивший о начале своей охоты, сыч.
Заря родилась цветастой и яркой, потом, как бы застеснявшись
своей красы, поблекла и застыла, сделав ранние сумерки долгими
и чистыми. Наверное, в такие минуты покоя человеческое сердце
и разум тоже должно посещать нечто светлое и радостное.
Вглядываясь в живописную палитру заревого неба, я словно тонул
в оседающих на землю тенях - так контрастно разделились в
эти мгновения земная твердь и полыхающий небосвод. И долго
можно было любоваться игрою красок, но эхо гулкого выстрела,
зайцем запрыгавшее вдоль опушки, разом нарушило умиротворяющую
тишь. Было видно, как возник на закрайке поля и мягко пропал
в подлеске силуэт Николая Ивановича. Ему улыбнулось счастье
открыть "немую тягу". Я представил его лицо - довольное,
доброе и, по-детски, лучезарное, какими, чаще всего, и бывают
лица дородных людей: без тени угрюмости и налёта блажи.
Пока я радовался за друга, громыхнул и Борис. Потом их стрельба
стала переменной: то один бахнет, то другой отзовётся. А мне
и приложиться не было повода. Выходило не совсем справедливо.
Видно, вальдшнепы не знали охотничьей этики. Их занимали дела
житейские: где бы, поскорее отыскать на ужин сладкого и жирного
червячка, да заморить им пустое брюшко.
Так бывает всегда. Радоваться за успешную стрельбу друзей
можно до определённого предела. Потом, если вы только и делаете,
что слушаете, как они упражняются, и пребываете в бесплодном
томлении, волей - неволей, вас охватывает волнение, плавно
перерастающее в досаду. - "Что же это за тяга такая,
получается? - стал и я задаваться нелепым вопросом. - Видно
и в самом деле "немая". Стоишь, как Герасим, даже
чертыхнуться не перед кем!" Чуть не подумал, что Борис
спроказничал, выставив меня тут наблюдателем. И в пору уж
было: тени с опушки давно вытянулись, посерели и растворялись
в завеси предночи. Как не тщился я разглядеть хоть что-нибудь
на фоне всё ещё хрустального купола - ничего там не находил.
Но в одно из мгновений уловил краешком глаза, будто копошнулось
тёмное пятнышко в урезе межи и замерло. Вот и ещё раз…Если
перекинуть взгляд со светлого на тёмный фон, то не сразу и
поймёшь, что там творится: может ласка в мышиной норе колупается,
или ёжик вышел на промысел? Хотелось мне по мягкой почве шажок-другой
сделать, как вдруг осенило: - Бат-тюшки! Это ж вальдшнеп шилом
своим серебристую зорюшку к чёрному бархату землицы шьёт!
Ловко так управляется. Меня совсем не видит, хоть и не далеко
вовсе. Толкнет шило, пощелочет им и дальше, будто строчку
гонит в мою сторону. Никогда прежде не лицезрел я кормящегося
красавца. Сказать нечего - залюбовался, как малец, впервые
посетивший кино. Мне непонятно было: как удалось ему подлететь
и опуститься незамеченным. Не пешком же он пришёл? Вероятно,
летел в полтени под лесом и не со стороны тлеющей полоски
окоёма, а над темнеющей пахотой.
Я шелохнулся. Ошалевший от испуга валешек фонтаном брызнул
ввысь. И не сверкнула ему вслед молния, не пропела страшную
песню дробь, не громыхнул гром в безоблачном небе. Не стрелял
я и тех трёх птиц, что протянули на чистом, пока дивовался
кормящейся. И всё же в сгущающихся сумерках охотник во мне
поборол натуралиста: таки свалил я одного на нежную мякоть
озими, скорее для ощущения реальности, чем из необходимости.
Чудная "немая тяга", молчаливый диалог с природой!
Встретившие меня друзья удивлённо оглядели мой единственный
за весь вечер трофей и Борис извиняющимся тоном спросил:
- Не тянули, неужто место негожее?
- Тянули, вылет был хороший.
Из мрака опустившейся ночи фары уазика дважды выхватывали
копошащихся на закрайке пролеска вальдшнепов. Птицы, ослеплённые
ярким лучом, замирали, становясь на какое-то время беспомощными.
Легкая, легкая добыча. Взлетали они испуганно и мало не из-под
колёс. Дельта, при этом, беспокоилась и скулила. И.С.Соколов
- Микитов, среди прочих способов охоты на осеннего вальдшнепа,
описывал и такой - "на грязи", который он хорошо
знал, но ни разу не применял в силу его не спортивности: настоящий
охотник не станет стрелять в сидящую, тем более ослеплённую
птицу. Но те, кому важнее результат, а не процесс охоты, для
кого не существует нравственных границ, преспокойно им пользуются,
без всякой опаски быть уличённым в браконьерстве, ибо дозволено
всё, что не запрещено законом. Им всего-то и надо: отыскать
место, куда вылетают вальдшнепы кормиться "на грязи",
а там - бей сидячих птиц. Талыши Прикаспия придавали охоте
"на грязи" свой шарм. Они ловили живых вальдшнепов
сачками при свете фонарей.
- Так то, когда было, - протянул Борис. - У нас в Крыму современные
"талыши" из-под фар не сачками, а ружьями добывают
пролётную птицу. Им всё одно, лишь бы побольше.
Проведя не урочные дни в Севастополе, к исходу пятницы, Николай
Иванович и я возвратились в Бахчисарай. Погода порядочно испортилась.
Всю долгую осеннюю ночь лил дождь. К утру субботы он перешёл
в мелкий бус. Тёплая ещё земля курилась туманом. Хотя сообщалось
о кратковременности ненастья, перспектива бродить по сырости
не радовала - когда ветерком продует? Охоты для нас оставалось
два дня. Но Бориса сырость не смущала. Он собирался "угостить"
нас ещё одним способом поиска осеннего вальдшнепа - охоты
"в капель". Кому-то "сырая" охота не по
душе. Однако сырость не повод для уныния, а даруемая охотнику
возможность. Борис так и пояснил:
- В лес не полезем. Птицы там нет. Вся на закрайки перекочевала.
Шум капели её пугает. Пофартит - найдём высыпку. Они чаще
по таким погодам и случаются.
Но как мы не желали, высыпку в тот день так и не нашли. Вальдшнепа
попадалось не много и все же на высыпки это никак не походило.
К полудню Дельта, шустря в опушках лесопосадок, была мокрее
- мокрого и, дрожа всем телом, жалобно заглядывала в Глаза
хозяина: мол, хватит, домой пора. Да мы и сами были не лучше:
по пояс - хоть отжимай, а в сапогах противная липкость. Повисшая
в воздухе влага оседала на плечах, собираясь на головном уборе,
время от времени срывалась холодящее - жгучими каплями и змейкой
пробираясь взашей, вызывала состояние озноба и дрожь. Брр-р!..
Зато стрелять в капель оказалось проще, чем в сухую и ясную
погоду. Вальдшнеп выглядел отяжелевшим, взлетал нехотя и лениво.
В нем не было прежней юркости, не грохотали о ветки крылья.
И количеством дичи "капельная" охота "сухую"
превзошла. Никогда прежде ни мне, ни моему гостю так не улыбалась
вальдшнепиная потеха. В конце концов, мы, солидаризируясь
с Дельтой, тоже почувствовали зов домашнего уюта и…горячего
чая.
Осенняя погода также не стойка, как и охотничье счастье. К
ночи вызвездило. Ветер переменился, а вскоре и вовсе засмирел.
Отпарив озябшие тела в Борисовой баньке, мы долго и отчаянно
рубились в нарды, строя планы относительно последнего дня
охоты. Неожиданно, без всякого объяснения причин, Алия стала
нас от неё отговаривать, дескать: и так хорошо поохотились,
веничком помолодились - отдыхайте, а шашлык из молодого барашка
с красным вином будут ей неплохой заменой. Борис отмахнулся:
- Шашлык до вечера подождёт, а вальдшнеп не станет. И где
это видано, чтоб охотник валешня на барана менял?!
Скажи нам тогда, что сердце Алии предчувствует недоброе -
кто бы из нас поверил, хоть и толкуют в народе о предрасположенности
женщин, детей, собак к острому ощущению приближающейся беды.
Когда охота для мужчины всю его жизнь была самым дорогим и
желанным удовольствием, в зрелом возрасте он ждёт её отчаянно
и дорожит каждым прожитым на ней днём, как женщина последней
любовью: вот минёт она и не будет ничего, чтобы спасало и
грело душу. Таков человек.
Обычно встречавшая поутру появление хозяина во дворе, Дельта,
из своей конуры не вышла. Борис удивился, окликнул собачку
и она нехотя показалась в проёме конуры.
- Когда ж ты притворяться научилась? Сегодня отохотимся -
неделю отпуска получишь. Пошли вертихвостка.
Бельбек встретил теплом и солнцем. Всё окрест прибралось и
повеселело. Исчезла и квёлость Дельты. Печальный её взгляд
сменился живыми искорками, стоило притормозить уазику, а Борису
произнести магическое, как заклинание шамана слово - вальдшнеп.
Мы не стали обходить лесные опушки, сразу устремившись к пойменным
редачам и кустарникам.
Дельта учуяла присутствие птиц сразу, стоило нам подтянуться
к древесной мелочи. Её особое возбуждение, чего мы не видели
в предыдущие дни охоты, показалось необычным. Нам подумалось,
что она натекла на фазанов, а Борис, сделав знак остановиться,
сказал не сразу понятую нами фразу:
- Наконец-то! - потом поинтересовался, как у нас с патронами.
- Лучше вернуться к машине и прихватить их побольше. Высыпка
здесь…вы-сы-п-ка! - протянул, улыбаясь. - Видите, Дельтушка
вертится. С разных сторон запахи прихватывает.
Вальдшнепятники средней полосы, то и дело читающие ностальгические
воспоминания коллег о давно ушедших временах осенних высыпок,
могут, как никто лучше, понять состояние сродни тому, что
испытывает, к примеру, старатель, вдруг осознавший себя открывателем
золотоносной жилы.
Через четверть часа мы стояли перед Борисом с полными патронташами
и вздувшимися карманами.
По долине Бельбека то там, то здесь уже слышны были выстрелы:
крымчане не спали. Да и кто бы из охотников без причин усидел
дома зная, что от побережья до побережья, вдоль рек и речушек,
по садам, виноградникам и опушкам полуострова разметались
вальдшнепиные россыпи.
Раз за разом чесали мы почти одни и те же участки припойменных
мелочей, а вальдшнепы, словно из волшебной сумы, появлялись
вновь и вновь. Борис с Дельтой, центром задавая всей команде,
направление движения, повернули правее, забираясь на склон,
где некось редела, топорщились низкорослые кустики и белели
плешинами выходы породы. Потом он скажет, что намеревался
на взлобке устроить передых: солнце давно забралось на свой
перевал и пригревало мало не по-летнему.
В какое-то мгновение я приостановился, чтобы смахнуть испарину
и поправить соскользнувшие с переносицы очки. Тогда-то и случилось
то, что, возможно, раньше предчувствовала обазартившаяся Дельта
и чему неосознанно противилась с вечера Алия.
Близь горба склона из-под нашей труженицы всполыхнулась, один
за другим, пара вальдшнепов, и Борис, обнеся ближнего, вторым
выстрелом достал отдалелого. Вальдшнеп с перебитым крылом
падал, завалясь набок. Как оказалось впоследствии, других
ранений он не имел и шмякнувшись в траву не стал таиться,
а дал деру. Метнувшаяся по команде хозяина за подранком Дельта
вдруг взвизгнула и, высоко подпрыгнув, шарахнулась в сторону,
будто всеми четырьмя лапами угодила на колючки шиповника.
Подранка она добрала, но возвращалась к Борису не прямо, а
как-то по дуге, обходя испугавшее её место. Положив к его
ногам прихваченную птицу, сучонка стояла, опустив голову.
С вывалившегося языка текла жидкая слюна, ноги её дрожали,
а по телу, словно от подступающей тошноты, волною катилась
судорога.
- Дельтушка, собачка моя, что с тобой? - наклонился над нею
Борис.
Дельта легла и, откликаясь на поглаживание теплой хозяйской
руки, опрокинулась на спину, явно желая показать, где болит.
В подбрюшине у последних сосков сочились сукровицей две маленькие
ранки. Такие же виднелись в левом паху и на нижней губе.
- Господи, да тебя гады покусали, - ахнул Борис, - что же
делать-то? - спрашивал он, то ли нас, то ли себя.
А мы и не знали, какие тут гады, и ядовитые ли они, что и
озвучил Николай Иванович, желая успокоить Бориса.
- Сейчас поглядим, какие, - схватил Борис ружье и, осторожно
раздвигая бурьян, медленно пошёл к плешине.
Прошло несколько минут и раз за разом хлестануло его ружьё.
Он быстро перезарядил его, и опять отскочившее от взлобка
эхо комом скатилось в низину.
На время оставив собаку, мы устремились на зов Бориса. Несколько
серо-коричневых с чёрным зигзагообразным орнаментом по спине
гадов, разорванные в ветошь выстрелам, лежали перемешанные
с известняком. У одной из них, уже умерщвленной, конвульсивно
подёргивался кончик хвоста.
- Их тут с десяток было, - показывал Борис. - Степная гадюка.
Вот твари! Зимовать сползаются. Вишь, устроили гадюшник на
завалинке. Дельта в этот клубок и вперилась. Птица смутила,
иначе б не сунулась.
- Так они и нас могли хватнуть? - обеспокоился Николай Иванович.
- Вряд ли. Охотятся они на мелочь, а укусят, если наступить.
Предпочитают скрыться. Врагов у них тоже хватает. Хотя, всяко
бывает.
Рассуждать о вреде или пользе степной гадюки было некогда.
Вред уже был налицо. В местах укусов тело Дельты отекло и
посинело. Требовался, как минимум, ветврач, если не специалист
герпетолог. Искать специалиста в селе, да ещё в воскресный
день - дело безнадёжное. Мы поспешили в Бахчисарай. Борис
нес Дельту к машине на руках. Она вся обмякла и затихла. Парализующее
свойство яда начинало действовать. Широко раскрытые немигающие
глаза собаки, полные мольбы и боли, глядели на Бориса так
пронзительно, что он не выдержал и попросил:
- Подержите собаку, а я за руль сяду…
Дорогой он молчал, видимо понимая, что Дельту не спасти. Случаев
смерти человека от укуса степной гадюки, как будто, не отмечали,
но скот погибал. В собачонке весу меньше заячьего, а укушена
трижды. До Бахчисарая мы её не довезли. Незачем стало искать
и ветеринара. Похоронили радость и горе Бориса Рогозина в
посадке на берегу Альмы, положив, на не приметный в траве
холмик три стреляных гильзы.
Жена Бориса, Алия, в этот вечер, сославшись на надобность,
ночевала у родителей. Никто из нас не был виновен в гибели
Дельты, - так распорядился случай, - но все мы тогда вдруг
ясно ощутили какую-то пустоту и тяжесть. Смерть Дельты в одночасье
испортила праздник вальдшнепиной осени. Но я знаю, что время
подарит новый. И будет всегда, пока водится на земле длинноклювый
красавец вальдшнеп.
На следующий год Борис сообщил, что у него подрастает подающий
надежды щенок курцхаара, и через сезон с ним можно будет охотиться.
Иван Касаткин
|