Rambler's Top100
Яндекс цитирования

 

Охотовед Улдис Кнакис

  Но судьба от меня не отвернулась, и спустя пять лет я опять оказался в Калмыкии. Численность сайгаков росла. Служба охраны работала хорошо и руководил ею фанатик своего дела охотовед Улдис Карлович Кнакис. Почему этот латыш, этот прибалт полюбил так солнечную Калмыкию понять было невозможно. Выпускник Иркутского института, он приехал сначала в Астрахань, а потом, когда служба была переведена в Элисту, вслед за ней переехал в Калмыкию. Среднего роста, остроносый и кареглазый, сухой и подтянутый, подвижный как ртуть он мало походил на степенного прибалта, да к тому же говорил по-русски без всякого акцента. После первой встречи мы быстро с ним подружились. А заботы у нас были простые-как можно точнее определить численность сайгаков, потому что ставился вопрос о начале его промысла. Почему то у всех у нас участников учета застряла в мозгу цифра, что антилоп должно быть в том году не меньше ста пятидесяти-ста шестидесяти тысяч. Эта цифра просто магнитила нас, но для её уточнения решено было провести аэрофотосъемку весенних скоплений зверей. Подготовились, заказали специальный самолет, который должен был вылететь по телеграмме в определенный квадрат и заснять на пленку, находящихся там самок. В те годы самки сайгаков на период отела собирались в громадные скопления, которые мы называли "родильными домами". Животные там мало двигались, не больше двух-трех километров в сутки, хорошо контрастировали со свежей зеленью в своих седых зимних шубах. Эти "родилки" на восемьдесят-девяносто процентов состояли из самок. Получив численность самок на снимках, мы без труда, а главное достаточно точно могли определить численность всего поголовья антилоп в Калмыкии. Из-за серьезности дела ко мне из Москвы прикомандировали ученого Советника, специалиста по сайгакам.
Приехали мы в тот год довольно рано, что-то около 10 апреля и советник меня успокаивает. Время ещё много, все произойдет с 1 по 10 мая. Постоянно сайгаки в это время телятся. Вскоре мы и место определили, куда самки уже собрались и в половине апреля начался массовый отел. Сайгак-зверь плодовитый. Самка двух, а то и трех сайгачат несет, бывало и по четыре и нередко по одному. Рев над степью стоит, солнце светит, сайгачат хоть в руки бери первые два-три дня после рождения, а спустя ещё день-другой, ты их уже не догонишь. Голоса у самок грубые. Никогда не подумаешь, что эти звуки исходят от таких милых безобидных зверей. Говорю своему Советнику:-Смотри как самки сайгачат сыпят. Упустим момент. Разойдется "родильный дом". Только и поминай то место, где он был. Но советник меня успокаивает: Это отдельные самки торопятся. Так всегда бывает. Вот увидишь, все будет как по писаному. Советник вправду в Калмыкии несколько лет провел, диссертацию защитил, а я на отеле впервые. Но про себя думаю: Что ж это они весной по два раза телиться будут. Такого я ещё не видал и не знаю. А самки тем временем с окрепшими сайгачатами потихоньку отходили к окраине скопления, а потом исчезали в большой степи. К 21 апреля тронулись в путь остатки великого "родильного дома" и мы запаниковали. Телеграммой я отменил аэрофотосъемку. Но просто так уезжать практически ничего не сделав было нельзя. Были мы уж не так плохо оснащены. Располагали тремя самолетами ЯК-12 и более чем десятком автомашин УАЗ-69. Решили вдогонку сделать авиаучет. Поскольку все было под руками в тот же день и разлетелись по своим маршрутам и секторам. К вечеру собрались и летнабы сдали мне все бортжурналы. Тут же подошёл Улдис и давай их на ходу обсчитывать. Спустя минут тридцать он заявил с гордостью: 162 тысячи! Ух ты, сказали мы каждый себе. Это то нам и надо. Хоть аэрофотосъёмку провалили, но всё же вывернулись и учет провели. Все разъехались. Улдис в степь на патрулирование, Советник в свои отдельные палаты, а мы с Мишей Фельдманом, представителем управления госпромхозов, в Аким-Пески писать акт об учетных работах. И вот я лежу на брюхе на топчане, обсчитываю бортжурналы и пишу акт. Дохожу до расчетов Кнакиса и начинаю их переписывать. Миша лежит рядом на спине и читает книгу. И вдруг я замечаю, что Улдис не там поставил запятую и её на одну цифру надо сместить влево и в это мгновение, поняв, что получается меня охватывает смех. Фельдман удивленно смотрит в мою сторону. Я закатываюсь и никак не могу объяснить в чем дело. Наконец я тычу пальцем в цифры, Миша быстро понял и вот мы уже хохочем оба. Мы смеёмся над собой, Советником, Кнакисом. Полный афронт. Мы начинаем вспоминать, как мы поздравляли друг друга с результатом проведенного учета несколько часов назад и заливаемся по новой. Ошибиться в десять раз! Это даже не пол и потолок деленный пополам.
Утром появляется Советник. У него прекрасное настроение и он мурлычет в солнечных лучах веселую песенку из оперетты: всё хорошо, прекрасная маркиза. Ну где там акт?-спрашивает он и протягивает руку за бумагой. Сначала прочитай, а потом подписывай,-говорю ему, но он машет рукой и говорит мне,-Давай, давай,-что я актов что ли не подписывал. Я уже настоятельно рекомендую прочитать акт. Но он опять тянет руку и хочет подписать документ, и я в третий раз прошу его прочитать наше сочинение. Ну вы с Фельдманом уже подписали,-говорит он, но я опять говорю коротко. Прочитай. Советник насторожился и начал читать. Через пять минут взрыв ругательств, крики о том, что его подставили и так далее. Акт подписывать не стал. Приехал Улдис и без шума и крика подписал бумагу. На том мы и разъехались восвояси.
Через год встретились вновь весной. Советник был отпушен на вольные хлеба, а мы выполнили свою программу аэрофотосъёмки и в тот год и в последующий получили вполне приличные планшеты, на которых пересчитали всех, попавших в объектив фотопулемета сайгаков-самок поштучно. Особенно удачно сняли "роддом" в 1970 г. Это были отличные планшеты и самки хорошо были видны. Мы насчитали из почти 70 тысяч.
С Улдисом распрощались солнечным и теплым весенним утром. Мы ехали на трех машинах по седой полыни и среди алых тюльпанов. Вдруг передняя машина остановилась, из неё выскочил Улдис, забежал наперед и из травы выхватил бутылку шампанского. Стойте! Стойте! закричал он. Мы сейчас разъедемся. Я в степь, а вы домой. Давайте выпьем на прощание. Мы достали кружки и граненые стаканы и легкий пенящийся напиток заиграл в солнечных лучах. Я пожал Улдису руку и всем остальным, кто уезжал на охрану. Ну а мы тронулись в Москву, пообещав друг другу, что встретимся на осеннем автомаршрутном учете. Начальство подстраховывалось и осенью проводило ещё один учет другими методами.
В конце сентября я из Москвы позвонил Улдису и сообщил, что еду на осенний учет. Спросил как с сайгаками? Море сайгака! Слышал я в трубке радостный голос Кнакиса. "Не забудь пяток разрешений взять на шулюм!" Он всегда оставался охотинспектором. На следующий день я самолетом вылетел в Элисту. Прилетели точно по расписанию и я удивился, что в аэропорту никто не встречает. Не замечая меня, проходили рядом мои знакомые охотинспектора из службы охраны сайгаков и спрашивали родственников Улдиса Кнакиса. Я поискал глазами и не увидел знакомых машин с темными фарами. Наконец на меня обратил внимание один из охотинспекторов, поздоровался и предложил сесть в спецавтобус. Взглянув на его тусклое натянутое лицо, я спросил, что случилось. Кнакиса вчера убили,-просто ответил он. Выяснилось следующее.
Во второй половине дня, после разговора по телефону со мной Улдис Кнакис вместе с шофером отправился на ночное патрулирование. С вечера они "присосались" к большому стаду сайгаков и скрытно начали вести наблюдение. Около девяти вечера, когда уже сильно стемнело, они заметили грузовую машину типа "ЗИЛ", которая начала "фарить" сайгаков. Раздавались сухие и частые выстрелы, затем фары переходили на малый свет. Это браконьеры подбирали убитых сайгаков и походу выбрасывали из них внутренности. Улдис дал им "заглотить" крючок на полную катушку и затем с помощью прибора ночного видения подъехал близко, бросил осветительную ракету и потребовал машину остановить. Но браконьеры не подчинились и принялись на полном газу уходить от инспекторов. Номера машины нарушителей были конечно замазаны. Надо сказать, что в калмыцких степях бортовой ЗИЛ не дает себя догнать коротконогому УАЗику. Улдис встал на подножку, открыл дверцу и выстрелил из ракетницы вторично. Ракета четко осветила ЗИЛ, в кузове которого подпрыгивали убитые сайгаки. И в это время из уходящей машины грохнули выстрелы. Браконьеры отстреливались. Расстояние было всего 30-35 метров. Один заряд попал в нижнюю металлическую часть дверки инспекторской машины, густо изрешетил её, второй ударил выше и Кнакис упал внутрь машины. Его шофер повел себя не лучшим образом. Сбоку у него лежал армейский карабин с набитым патронами магазином. В ногах у Кнакиса валялся пистолет с полной обоймой. Но водитель, вместо того, чтобы "пометить" пулей браконьерскую машину, тут же отвернул в сторону, отъехал метров четыреста, выключил все огни и дал спокойно уйти бандитам, которых потом так и не нашли. Спустя полчаса он начал искать кошару и вскоре нашёл. Оставил там Кнакиса и вместе с хозяином поехал за скорой помощью и милицией. Когда они вернулись-Улдис Кнакис был уже мертв. Мальчик лет пятнадцати, сын хозяина кошары потом рассказал. Он находился в одной комнате, где в бессознательном состоянии лежал на полу инспектор. Через некоторое время дяденька вдруг очнулся и встал на ноги и спросил у мальчика, где он находится. Тот объяснил. Тогда он взял лампу и начал рассматривать фотографии на стенах комнаты, периодически останавливался, прижимал руку к плечу и видно было, что ему очень больно. Так ходил он с лампой по комнате минут пятнадцать. Потом поставил лампу на место и сказал: "что-то мне плохо". Лег на прежнее место и больше не шевелился. В него попало две девятимиллиметровых картечины. Одна в плечо и рана была очень болезненна, а вторая в сердце.
Гражданская панихида проходила в доме культуры в Элисте. Я стоял у гроба и смотрел на спокойное лицо Улдиса, на шрам на его голове, грубо зашитый через край редкими стежками нерадивым труповедом. На похороны приехали старшие братья Кнакиса, настоящие белокурые рослые прибалты. По их щекам тихо катились слезы. Говорили и выступали разные люди. Поминали кристальную честность Улдиса, его неистовую любовь к живой природе, фанатическое исполнение служебного долга, невиданную преданность избранной профессии. Слова уходили в великую пустоту. В то день в Элисте погода была пасмурной, брызгал дождь и думалось, что родная Прибалтика провожает в последний путь своего замечательного сына. Не жизнь, а легенда.


М.Д.Перовский

 
© Интернет-журнал «Охотничья избушка» 2005-2009. Использование материалов возможно только с ссылкой на источник Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.