|
|
|
|
Фарт третьего сезона
…То был мой третий год сезонной охоты на
северо-востоке Томской области, по водоразделу двух неприметных
таежных речек. Промышляли пушнину, а зверя и птицу "брали"
попутно, только для котла. Неприятности начались буквально со второго
дня пребывания на участке.
18
октября после дневного перехода в дальнюю избушку, обнаружил ее
раздавленной прошлогодним снегом. Ждал отдыха, горячего чая, сна
под крышей, а получил "разбитое корыто". Бессонная ночь
у буржуйки, с кое-как собранной трубой, казалось, не кончится никогда.
Вынужден был возвращаться обратно.
Перебираясь через
речку Кельму по "зализанным", мокрым стволам залома, поскользнулся
и сорвался в воду. "Кипяток" был настолько холодным, что
я щучкой выскочил на берег. Благо речка, десять-двенадцать метров
в ширину, и глубина по грудь. Рюкзак поймал, вытащил на сушу, раскрутил,
продул фонарик. Вылил воду из сапог, отдышался, осмотрелся - компас
разбит, ножа на поясе нет, ружье на дне.
Ничто не шевельнулось
в природе. Отрешенные, угрюмые ели поймы проглядывали сквозь мутную
сетку дождя со снегом. Как иглой кольнула мысль: "Насколько
же мал и слаб человек, каким мизерным событием стала бы моя смерть
здесь, если бы утонул, или еще будет - если замерзну". Философствовал
не долго - начали стучать зубы. Взялся рубить смолье, готовить костер.
На такой случай были с собой полтора десятка спичек и "чиркалка",
залитые парафином в гильзе за пыжом. Согрелся. От одежды пошел парок.
Работая, лихорадочно повторял - "Как достать ружье!? Как достать
ружье?!" Ничего не придумал лучше, как снять сапоги и залезть
в воду. Босыми ногами щупал дно, убрал несколько коряг, и счастье
улыбнулось: зацепил-таки тылом стопы за ремень! Решил костер не
разжигать. Обтёк, обулся, взял собаку на поводок и несколько раз
произнес - "Веди домой!" и отдался воле и инстинкту старой,
опытной таежницы.
Почему не стал обогреваться
и сушиться? Наверное, сыграло роль воодушевление от находки ружья.
Оставшиеся семь километров - это, по-хорошему, два часа быстрого
хода, надеялся засветло добраться до зимовья.
Во время ходьбы
замерз окончательно. Если температура воздуха минус один, минус
пять градусов, а одежда сырая - даже в движении поверхность тела
равномерно охлаждается, кровь остывает, наваливается усталость,
тянет сесть, закрыть глаза и не шевелиться. С полным безразличием,
но понимаешь - сядешь и все…. Как шли, куда шли, известно одной
собаке.
Уже в густых сумерках, обратил внимание
на замшелую, длинную колодину, припорошенную снежком. По ней отчетливо
просматривались тени - ямки от следов. "Медведь", - обозначилась
мысль, не было ни страха, ни желания перезарядить ружье. Подойдя,
опустил ладонь в след - ба, да это же мой сапог! Отсюда начинались
засечки нашей основной тропы. Собаку отпустил.
Вот и зимовье. Поскребся
в дверь, "козлиным" голосом что-то проблеял, и услышал
испуганный голос напарника. (Охотиться-то я должен был в дальней
избушке). Дверь распахнулась. Ослепило светом фонаря. Вид, у меня,
после бессонной ночи и водных процедур был, наверное, настолько
удручающе-впечатляющий, что напарник удивленно выругался…
Беспробудно проспал
восемнадцать часов. Проснулся от ощущения, что мочевой пузырь под
горлом.
Все осталось в прошлом
дне, и меня поглотили заботы. Первым делом осмотрел ружье. Дно речки
песчаное, оттого затвор и ствол промысловой МЦ-20-01, были забиты
песком. "Да… если бы вчера в состоянии отупения вздумал стрелять,
ружье бы разорвало".
При разборке затвора,
опорная шайба боевой пружины отлетела на метр в мох. Вырезали ковром
место падения, сложили на кусок полиэтиленовой пленки, и целый день
перебирали по стебельку.
Предзимье. То дождь
со снегом, то снег с дождем, на каждой хвоинке по капле, тронешь
ветку - холодный душ. Охоты еще нет, а я остался без ножа, компаса
и ружья....
Что делать, решили
идти к соседу - штатному охотнику, в надежде, что у него можно будет
чем-то разжиться. Шагали "в гости": впереди я с топором,
сзади - напарник с ружьем. Зимовье его приютилось в кедраче. Штатник
с охотоведом собирали шишку в кучи и закрывали пленкой, чтобы подмерзшую
перемолоть. Мы тоже помогли, поработали. Поведали о приключениях.
До поселка далеко - верст семьдесят.
Под нарами "случайно
нашлось" старое-престарое ружье ИЖ-26 двенадцатого калибра
и десяток не дутых латунных гильз с окаменевшим дымным порохом.
Правда, после выстрела у "ижевки" отваливалось цевье,
но оно стреляло. Снабдили меня простеньким школьным компасом, а
нож пришлось делать самому. Каленую дужку сломанного капкана отточил
на куске наждачного круга, получилось бриткое лезвие. С ним и проохотился
весь сезон. Переночевали в тесноте, но в тепле.
На обратном пути
попали в метель, задержались в тайге. Выбрали для ночлега пригорок
с несколькими кедровыми сушинами и, похоже, в непосредственной близости
от медвежьей семьи. Натянули полог-экран из непромокаемого капрона,
уложили жерди на мох, сверху пихтовый лапник и пуховые спальники.
Косолапые соседи
топтались рядом, поэтому собаки вели себя беспокойно и с лаем отбегали
то в одну, то в другую сторону. Сон получился настоящий, таежный:
в полглаза, в полуха, ружье под рукой и спальник не застегнут.
Утром недалеко от
места ночевки, видели соболя - пробежал по редколесью как кошка.
Напарник еще оконфузился: "Смотри, какая большая черная белка!"
Собаки, учуяв парной след, обезумели, но соболь как - будто, испарился
- Лесной Дух не иначе. Охотиться после такой ночи совсем не хотелось,
и мы продолжили свой путь к зимовью.
Наша избушка-полуземлянка
после метели напоминала сугроб. Отгребли снег от двери. Я растопил
печку, развесил по жерди одежду. Компаньон остался снаружи оживлять
костер и варить собакам…
От радости, что
появилось ружье, сразу сел заряжать патроны. Очищал гильзы, выковыривал
прокисший дымный порох, и ссыпал его на земляной пол под ноги. Сидел
в одних трусах. Вдруг из печки отлетела искра, описала замысловатую
дугу и попала не куда-нибудь, а в кучку пороха. Десять гильз - это
около 40 грамм "дымаря", приличное, словом, количество.
Порох воспламенился. Вздергиваю ноги, в избушке дым, коптилка и
керосиновая лампа погасли. На зов явился напарник, зажег свет. Да-а-а,
порох был еще весьма качественный, и ступни обжег добротно - до
второй степени, это когда волдыри появляются.
Как лечить, если
ничего под рукой нет. Помогла услышанная где-то фраза, что американские
солдаты во Вьетнаме применяли сахар для быстрого заживления гнойных
ран.
Итак, - бинт, топленое
сливочное масло вместо мази и кусок рафинада, растертый в ложке.
Боль сумел отключить. Пузыри вскрыл, засыпал сахарной пудрой, наложил
повязки. Ночь спал спокойно…
Снег лег, сезон
вроде начался, а я ползаю на коленях. Продукты тают, а добычи нет.
Напарник начал приносить соболей, добывал хорошо. Хоть и в общий
котел, а щемит…
На четвертый день
не выдержал. Был мохеровый шарф - получились отличные портянки.
Пытался натянуть резиновые сапоги - больно. Обул чуни, двинулись
охотиться в паре.
Около одиннадцати
утра пересекли след соболя, молодая собака пошла яро на махах, старую
успели прихватить на поводок. Обычно это обещает добычу через пятнадцать
двадцать минут. После сидения в зимовье прошу напарника: - "Дай
отвести душу!". Сбрасываю рюкзак, куртку, остаюсь в свитере,
с собой патронташ, топор, ружье, бегу рядом со следом, забыв про
боль.
Соболь, однако,
попался опытный - гонялись за ним три с лишним часа. Пошел дождь,
мох куртинами оголился, следы размыло. Собака вернулась, смотрит
виновато.
Перед сезоном была
договоренность: если что-нибудь случается, или заблудишься, стреляешь
дуплетом, а компаньон отвечает одним выстрелом - значит, идет на
помощь. Дуплечу - ответа нет, еще раз дуплет - тихо.
…И остался я в тайге без добычи, без
спичек и компаса, с топором, ружьем и шестью патронами. Появилась
вторая собака. Зову - не подходит, помнит, наверное, как была поводырем!
Решил больше патроны не жечь. По мху на деревьях определил север
и двинулся на восток, придерживаясь, по памяти, направления на избушку.
На мне и в тайге
не было сухой нитки - вода и пот стекали в чуни. Портянки и повязки
сбились в носок. Оскальзывался, перешагивая через валежник, или
неудобно ставил ногу, мокрый мохер и бинт проходились как наждачная
бумага по живому "мясу". Периодически прислонялся к стволам
деревьев, закрывал глаза, чувствовал, как иссякают силы, подступает
сон.- "Изнежился, сидя в зимовье!" - Мысленно выбрал собаку,
которую застрелю, напьюсь крови, сниму шкуру и замотаю ноги, если
придется ночевать. А с рассветом буду "выходить" дальше.
Но реально понимал - если сяду, даже в обнимку со второй собакой
- шансов пережить ночь не будет. Комом к горлу, подкатило чувство
безысходности и отчаяния. Но стоило представить, как мой труп будет
рвать росомаха, вскидывался и шел.
В конце концов,
усмотрел более-менее заметный профиль. Прошагал на юг до сохранившегося
квартального столба.
Лесоустроители обновляли
разметку лет восемь, девять назад, поэтому, в сумраке черные цифры
были почти неразличимы. Смотрю - то ли сто двадцать, то ли сто двадцать
восемь. Поступил, как рентгенолог: закрывал глаза, чтобы отдохнула
сетчатка, и быстро открывал. Повторял так многократно, пока не убедился,
что северо-восточный квартал, сто двадцатый. Сразу в голове все
встало на свои места, я уже знал, где нахожусь, где основная тропа
к зимовью. Ну, дай Бог ноги и хотя бы час светового времени.
Последний километр
шел на ощупь, по поговорке, - "сапоги дорогу знают". Напарник
"дома". Буркнул ему: - "В таких случаях уговаривались
стрелять" - в ответ услышал:
-"Полагал, что ты охотишься".
-"Хороша охота…", - усмехнулся, но вслух ничего не сказал.
Подозреваю, он слукавил, видимо, оскорбился, что я побежал за соболем,
а его оставил амуницию сторожить, как Дон Кихот оруженосца Санчо
Пансу. Впрочем, чужая душа - потемки... Так или иначе, но в тайгу
больше с ним не ходил.
Назавтра сделал
"дневку", - "оладушек захотелось, и себя пожалеть".
Расквасил вермишель, замесил тесто, добавил сухого молока, и порошка
какао, вычистил рукавицей печку, раскалил ее. Пек лепешки, ел горячие,
запивая сладким чаем, и размышлял, перебирая в памяти события последнего
месяца, - "Зачем Лесному Духу понадобилось, так настойчиво
подталкивать меня к краю? Ведь, "потеряйся" я, запаникуй
в тайге, наверняка бы погиб"… На этом напасти закончились.
Одиннадцать дней
кряду меня сопровождала ее Величество Удача. Забыл про обожженные
ноги, просил Духа Лесного не гневаться, и каждый раз приходил с
хорошей добычей. Напарник воскликнул как-то в сердцах: "Да
где ты их берешь?". Вечером одиннадцатого дня сказал себе:
"Все. Хватит. Домой". Годы спустя, вспоминаю, как судьба
после всех козней подарила мне небывалый, охотничий фарт.
Охота
Вячеслав Максимов
|
| |