|
|
|
|
«На бору», «на болоте», «на помещичьем»
На Вологодчине всё по-прежнему. Та же река и то же место для лагеря, где останавливаемся не первый год. Приветливые лица наших старых друзей и мы, довольные встречей и раздающие подарки. И новости самые утешительные: глухари токуют, тетерева заливаются (их слышно даже в лагере), и, как сказал Василий, «ваши носатые по вечерам хрюкают, спасу нет». Ну, как тут не согреться душе охотничьей. ...
А пока хлопоты по разбивке лагеря, дрова и прочие мелочи из непременного охотничьего атрибута. Валера настраивает камеру, решив поснимать токующих птиц. А тут и проводники подоспели, пора на глухариные тока с ночёвкой. Вариантов несколько: старые, проверенные тока на болотах, новый, найденный по снегу «на бору», и совсем сложная задача – найти перемешанный ток. Ничего не меняется в нашем отечестве. Самый богатейший ток был выделен кому-то под частную делянку и вырублен. Глухари с него куда-то переместились, вот их и надо найти. Задача непростая и нас, сгорающих от нетерпения, прямо скажем, негреющая. С чистой совестью откладываем её на потом.
Поэтому я отправляюсь с молодым парнишкой Максимом на своё любимое болото, а двое напарников со стариком Василием идут на новый ток.
На болоте всё по-старому, даже моё кострище и стреляные гильзы. Мне никогда почему-то не везёт вече- ром. Другие почти всегда берут петуха на вечернем току, а я ни разу даже не слышал вечерней песни. Тем не менее добросовестно идём на подслух ждать прилёта глухарей. Сидим на поваленной сосне, покуривая, и вот первая птица, хлопая мощными крыльями, усаживается неподалёку. Через десять минут вторая, третья… пятая…седьмая. Господи, сколько же их тут? Ток тянется на два километра, а мы слышим только тех, которые рядом. Вот один из них, самый ближний, щёлкнул раз, другой – сейчас запоёт. Однако глухарь что-то просипел, завозился, поудобней устраиваясь на ветке, и, судя по всему, уснул. Ладно, придём сюда утром.
Три часа ночи, кромешная тьма, но мы уже на бревне, совсем недалеко от группы, прилетевшей вчера. Как объяснил Максим, мы на току в этом году первые, и непуганые глухари сидят плотно, чуть ли не на соседних деревьях. Это как раз не слишком хорошо, трудно будет подходить. Однако время идёт, уже защёлкал петух далеко в стороне, другой, а наша группа упорно молчит. Спрашиваю у Максима, откуда взялись новые певуны, оказывается, при- летели утром. Вот это для меня новость. Я как-то полагал, что все петухи прилетают на ток с вечера.
Максим встаёт и машет рукой – пошли к поющим. Где-то на полдороге, как следует расслышав песню, начинаю прыгать один. Постепенно сереет, петух всё ближе, но пока не видно. Решаю скакать до упора, и вдруг очередная песня раздаётся прямо у меня над головой. Сосёнки невысокие, значит до птицы всего несколько метров, но, как говорится, в упор не вижу. Шевельнулась ветка, и как-то сразу, как всегда, он вырисовывается весь, целиком. Сомнений у меня нет, первых птиц мы съедаем, поэтому, чтобы не испортить мясо, бью в район живота. Грузная птица едва не падает мне на голову. Руки немного дрожат, когда прикуриваю сигарету у подошедшего Максима.
Посовещавшись, решаем попробовать взять ещё одного «на котёл». Мне нужен будет ещё один на чучело, но это потом, перед отъездом.
К следующему петуху, и опять вновь прибывшему, я иду уже один. После разминки всё очень просто, быстро, и я вижу певца ещё издалека. Он сидит опять на маленькой сосёнке, но подход к нему открыт, так что придётся двигаться «перебегом» от укрытия к укрытию. А их-то как раз и мало. Облюбовываю куст можжевельника и с началом трели делаю три гигантских прыжка под него. Уф, успел! И в этот момент с оглушительным треском глухарь срывается. А всё-то, оказывается, и не так просто. Ну, да ладно, один есть, грех жаловаться. Чавкая по болоту, подходит Максим, делаем снимки и в неблизкий путь домой. Всё-таки пять километров топать.
В лагере возбуждение, двое вернувшихся охотников взахлёб делятся впечатлениями от вновь открытого тока. Оказывается, «на бору» совсем сухо, глухаря много, подход к птицам лёгкий и идти до тока всего два с половиной километра. Ребята взяли по два петуха, исчерпав, таким образом, лимит на всю поездку. Теперь им можно ходить на тягу, уделить время селезням, которых достаточно в разливах, и построить шалаши на тетерева. А я, пожалуй, схожу, посмотрю на эту красоту, а заодно добуду (если получится) глухаря на чучело. Валерий собирается со мной, поснимать на камеру.
А пока день, солнышко греет, сижу на раскладном кресле, поглядывая на реку и покуривая. Две крупные птицы вдоль берега издалека тянут на лагерь. Гуси!!! Их полёт не спутать ни с кем. Бросаюсь в палатку за ружьём и выскакиваю, успев кинуть один «глухариный» патрон в ствол «Браунинга». Гуси, уже встревоженные моей беготнёй, уходят с отлётом вверх, но я успеваю достать заднего. Подранок дотягивает до противоположного берега реки и опускается под него. Растерянно оглядываюсь по сторонам и вижу бегущего на помощь Сергея. Он всё видел и тянет меня дальше по нашему берегу, где стоят рыбацкие лодки. Одна не пристёгнута замком, и вёсла, к счастью, на месте. Паводок, течение сильное, река широкая, но навык у меня есть и удаётся выгрести почти к месту падения птицы. «Вижу, – шепчет почему-то Сергей. – Белое, под самым берегом». Теперь вижу и я и выстрелом накрываю подранка. Вот это совсем неожиданная удача.
Вечерком сходили на неплохую тягу, и, хотя погода не баловала, вальдшнеп тянул. На компанию взяли восемь штук. Добыли днём пяток селезней и разведали новые места для тяги. В общем, охота складывается.
Последние два дня перед отъездом. Все собираются на дальний тетеревиный ток, где, по слухам, поёт до двух сотен птиц, строить шалаши, а меня тянет посмотреть на ток «на бору». Со мной пойдут три младших сына Василия, двое из которых тоже его ещё не видели.
Лесная дорога к току – просто Ярославское шоссе. Да, это не дебри и трясина до моего «болотного». Оказывается, и этот ток должны были срубить, но хорошо, что поручили бригаде Василия, а он сказал, что лес не кондиция и благодаря тому, что цены на древесину упали из-за кризиса, ток пока устоял. Надолго ли? Вот такие у нас порядки, а говорят, что всё охотники виноваты.
Всё хорошо, только вот погодка подкачала. Ветер довольно сильный, холодновато. Всё-таки вечером на подслухе слышим прилёт нескольких птиц. И наконец-то один из глухарей почти сразу же запел. Подходить «на бору» совсем просто, под ногами ковёр изо мха и практически сухо. Правда было уже поздно, темновато, и такое впечатление, что пел он с неохотой. Пощёлкает – помолчит, опять пощёлкает, но кое-как подошёл. Пока шёл, совсем стемнело, а петух, как на грех, сел на огромную густую сосну и прятался в её кроне. Но на этот случай у меня имелось секретное оружие – хороший цейсовский бинокль. В него- то и удалось разглядеть хвост укрыв- шегося в хвое глухаря. Примерно по расположению хвоста прикидываю, где корпус птицы и, хотя ствола уже совсем не видно, стреляю. Вспышка на мгновение ослепляет, а ожидаемого громкого падения огромной птицы не слышно. Если промазал, почему не улетает? Мучительные секунды неизвестности, и раздаётся треск ломающего сучья падающего тела. Есть. Бегу к глухарю и едва поднимаю огромную птицу. Вот это, как по заказу, то, что мне надо на чучело. Самый большой петух из всех, добытых нами, и совсем не разбит. Удача.
По дороге к дому вспоминаю другую ночь на глухарином току. Потрескивает костерок, крик ночной птицы, не колыхнётся веточка при полном безветрии, крепкий горячий чай, пахнущий дымком. Разве может что-то нарушить эту идиллию. Оказывается, может. Со стороны тро- пинки, ведущей к току, слышится громкий и явно нетрезвый крик. Несёт кого-то «нелёгкая» на ток. Треск сучьев – и в свете костра нарисовывается крупная фигура с бутылкой в руке. «Я Богдан», – заявила фигура и чуть не рухнула в костёр. Крики второго охотника, видимо, потерявшегося, слышатся вдали. Да, на многое способен русский охотник. Я днём, утопая в грязи и переправляясь через ручьи по жёрдочкам, с трудом прошёл шесть км до тока. А этот ночью, пьяный, без фонаря прибежал, хоть бы что.
Всю ночь я слушал рассказы о поединках Богдана с медведями и уверения в том, что утром он обязательно добудет глухаря. Наконец Богдан допил бутылку и уснул, а нам пора было выдвигаться к току. Минут двадцать сидим на поваленной «сухаре», напряжённо вслушиваясь в тишину. Сейчас, вот сейчас раздастся долгожданное щёлканье и скрежетание. Наконец, слышится песня. В пред- рассветной тишине громко и самозабвенно запел проснувшийся… Богдан. Почти бегом удаляемся в другой конец тока, и пение грозного истребителя медведей постепенно стихает. Видимо, снова уснул. А вот и глухарь, да не один, а сразу два защелкали с противоположных сторон. «Иди быстро, пока Богдан не проснулся», – шепчет Володя. Делая гигантские прыжки, мчусь к глухарю. Где-то здесь, на этих вот сосёнках. Ещё темновато, но в бинокль (второй год завёл привычку брать его с собой) вижу силуэт спрятавшейся в хвое огромной птицы. Любоваться некогда, поэтому сразу же бью. Не успевает мошник грохнуться на землю, как мгновенно со стороны бивуака следует ответный дуплет Богдана. Всё, надо уходить, на этом току ещё неделю делать будет нечего. По дороге к дому ещё долго слышим громыхание двустволки Богдана, видимо, призывавшего свое- го товарища, всё-таки ушедшего на ток.
Другое воспоминание. Я иду на ток, расположенный на дороге к бывшему имению помещика. Иду, конечно, с проводником Денисом, хотя дорогу знаю наизусть. Вдвоём веселее коротать ночь, да и легче таскать тяжёлые «сухары» для костра. Кроме всего, ток «принадлежит» семье наших старых знакомых, и для Дениса, члена семьи, проводить меня – заработок.
Бодренько вышагиваем полем первые 500 метров до леса, а дальше сюрпризы. Начало дороги совершенно «убито» лесовозами и захламлено срубленными и брошенными стволами «некондиций». Совершаем глубокий обход, выходим на дорогу и упираемся в озеро, которого в прошлом году не было и в помине. Снова работа уже изрядно поднадоевших бобров. Так, глядишь, через пару лет совсем дорогу к току размоет. Поэтому без всякой жалости ломаем плотину и, спотыкаясь о затопленные стволы, бредём дальше. Всего таких плотин нам пришлось перебродить шесть. С трудом верится, что когда-то по этой дороге к помещику ездили гости в каретах. Теперь от былой дороги осталась только просека, указывающая направление на «помещичий» ток, заросшая кустарником и заваленная павшими деревьями. Радует одно, хотя открытие охоты уже было, мы не только идём первые на этот ток, но и, судя по всему, после нас сюда никто не придёт. По словам Дениса, местные браконьеры либо умерли, либо обленились и ходят на тока поближе.
Вот и прошлогоднее кострище с навесом, от которого остался один каркас. Лапник высох и осыпался, а противный дождик моросит. Хорошо бы сюда непромокаемое полотно на каркас, как всегда «вовремя» приходит запоздалая мысль. Тогда наклонённая под 45 град. стенка отражала бы тепло костра, служила защитой от дождя и ветра, а главное, закрывала бы костёр от тока. Но сейчас нет даже времени нарубить лапника, пора на подслух. Быстро набираем хоть какого-то сушняка на костёр и, отойдя от него метров сто, усаживаемся на поваленное дерево. Дело в том, что ток из года в год гуляет, и петухи поют то с одной стороны просеки, то с другой. Поэтому садимся на краю тока, ветерок на нас, и мы обязательно услышим прилёт токовиков. Смотрю на часы – вроде бы пора. В этот момент грохот садящегося на дерево гиганта буквально бьёт по ушам. Петух садится у нас за спиной и, что самое ужасное, на сосну, под которой расположен наш костёр. Через пять минут в том же районе плюхается второй и сразу же за ним третий. Мы с Денисом переглядываемся и с тоской пожимаем плечами. А в самом деле, что делать? Другого сухого места для костра нам в темноте не найти, а даже по самым нестрогим меркам костёр рекомендуется разводить не ближе пятисот мет- ров от тока. А тут какие пятьсот мет- ров! Глухари буквально облепили наш стан. На наше счастье (на моё), сле- дующая партия села впереди, метрах в двухстах. Раздаётся несколько пробных щелчков «соседей», но вечерней песни так и не последовало – погода не та.
Дождавшись темноты, идём к кострищу. Грохот сорвавшегося над головой глухаря заставляет вздрогнуть. Одного спугнули, ну и чёрт с ним, всё равно выхода нет. Да и, судя по погоде, активного тока, скорее всего, завтра не будет. Не очень маскируясь, разводим костёр и вешаем на таган (палка, воткнутая под углом в землю) котелок с водой. Ночь длинная, чаю выпьем много. Денис рассказывает, что нашёл новый ток на болоте, и завтра мы на него сходим. Нашёл он его по снегу, по «чертежам» и по снегу же ходил слушать. Глухарей много, но дорога и сам ток сложные – болотный кочкарник, залитый водой. Но сходим, да и кто, имеющий физические возможности, откажется сходить на новый, нетронутый ток.
За разговорами время подходит к трём и, потихоньку собравшись, выдвигаемся на вчерашнее поваленное дерево. Погодка вроде получше, но всё равно ветерок, холодновато и мокро. Но, как говаривали раньше, «чу!» – запел, защёлкал один из тех, что сели поодаль. «Соседи», напуганные костром, конечно же, молчат. Делаем вместе несколько прыжков, и мой проводник замирает в явной растерянности. Я нетерпеливо толкаю его в бок: «Что за дела, чего стоим? Вот же он поёт». Денис, молча, показывает два пальца. Тут и я соображаю, что поют два петуха, сидящие рядом. Не поймёшь, когда и кто из них щёлкает. Ситуация патовая. В довершение картины чуть дальше защёлкал третий. Класс! И чего теперь делать? А делать нечего, потихоньку, делая по два шага, двигаемся вперёд. Я бы давно пошёл один, но просто не знаю, как себя вести в этой ситуации. Неожиданно Денис останавливается и тычет пальцем вперёд. Всматриваюсь и в рассветных сумерках вижу в прогале между сосёнками – чёрный выворотень. Ну, и что?
Выворотень тем временем увеличивается в размерах и оказывается токующим на земле глухарём. Ружьё на плече, и мы тупо смотрим, как выворотень - глухарь мелкими перебежками приближается. Вот он уже на выстреле, и я, спрятавшись за Дениса, пытаюсь снять ружьё. Заметил! Вскидываю браунинг, но хитрец вместо того чтобы взлететь и подставиться, юркает за ближайшее дерево. Держу дерево на мушке и жду. Мгновенная перебежка, и он уже за другой сосной, но уже подальше. Ещё перебежка – и всё, хитреца мы больше не увидели. Уважение к остроумной птице пересиливает досаду, и мы, переглянувшись, дружно смеёмся. Заморосил дождик, и концерт сразу же прекратился. Глухарей-то мы видим. Чёрными головешками в свете наступившей зорьки пара торчит на толстых сучьях сосен. В который раз думаю, как хорошо, что запретили весной карабины. Без всякого труда можно было из «винта» снять любого из них, порушив всю идиллию весенней охоты. Да, завтра или через три дня наступит хорошая погода, и они никуда не денутся. Зато будет классика глухариного тока. Поэтому я отвергаю предложение Дениса попробовать скрасть глухаря без песни, и мы собираемся домой.
Что я вообще могу сказать о Вологодских глухариных токах. Если 5-6 лет назад я, приходя на ток даже во время открытия охоты, непременно видел следы свежих кострищ побывавших здесь охотников или встречал кого-то, то уже в прошлый сезон я и на «помещичьем» току, и на «болоте» был один. На «бору», кроме моих друзей, так же никого не было. Мы не жадничаем, и тока растут. И таких токов на Вологотчине не три и не десять. Вот только не хочется думать, что всё это великолепие может закончиться вместе с визгом бензопил. Очень не хочется.
Мастер ружьё
Сергей Лосев
|
| |