Великий кур

    О глухаре в российской охотничьей литературе сказано очень много. Едва ли не столько же, сколько о медведе. Но немногие охотники знают, что на востоке страны живет другой глухарь - не такой, как наш. И там его никто не зовет "мошником".

   Это здоровенная, угрюмого вида чернобурая птица с алыми причудливыми бровями, которые придают ей зловещий вид. Ну и вообще видок у глухаря не ахти - как правило, растрепанный, взъерошенный, бородатый, и к тому же он неожиданно взлетает неподалеку с жутким грохотом - как электричка!
    Несмотря на страхолюдную внешность, глухарь принадлежит к самому что ни на есть мирному семейству - куриных. В студенчестве мы его так и звали - Великий Кур.
    Я не скажу, что каменный глухарь в местах своего постоянного обитания представляет собой такую уж редкость - более того, лично мне известны районы, где его и вовсе много.
    Что отнюдь не значит, что его там легко увидеть.
    Посмотреть на току настоящего каменного глухаря я и собрался этой весной, сойдя в укромном распадке с КАМАЗа на Колымской трассе.
    Надо было успеть дойти до известного мне тока на болотце реки Угрюмая, найти место, чтобы затабориться и переждать самое темное время суток (в тех местах в Предполярье стоят пресловутые белые ночи, известные европейскому россиянину по Мурманску и Санкт-Петербургу), а уже на рассвете двигаться по краю заболоченной мари, где можно услышать Великого Кура.
    Я люблю ночевки под открытым небом в колымском лесу. Люблю запах свеженаломанных для так называемого "орочонского матраса" лиственничных веток - это когда множество обломанных ветвей, каждая из которых, на первый взгляд, выглядит, как творение футуриста, образует единую сплетенную массу, которую даже такой крупный человек, как я, не продавливает до земли.
    В такую теплую по здешним местам погоду я стараюсь не таскать с собой спальный мешок, а ложусь спать в костюме от Harkila Pro Hunter. Он сделан из странной мембранной ткани, чертовски похожей на столь популярную у всей "ватнической" России брезентуху. Но, в отличие от брезентухи, он не промокает (вообще!), "дышит" и, о, боги! - греет. Более того, несмотря на то что, судя по внешней структуре, о нем никогда этого не скажешь, - это синтетика. Синтетика, которую не пробивают даже искры от не до конца просохших лиственничных дров. А других дров здесь нет.
    Это если искры не гасить, конечно. Но тогда они и брезентуху пробивают.
Мягкие войлочные облака, налезшие на вершины сопок, вдруг с последними     лучами солнца начинают куда-то уплывать, над горизонтом повисает узкая лента заката - как полоса раскаленной, только что вынутой из кузнечного горна стали.
    Ночь обещает быть морозной.
    Я устраиваюсь боком к костру, который постепенно гаснет. Ночью придется просыпаться и подкладывать дровишек, раздувая угли. Но мне лень разводить здесь огонь для полноценного пожога, на котором можно спать, как на подогретом корейском кане, - однако такой вариант ночевки дает победить тебя самому страшному врагу человечества: лени. В то время как у простого костерка особо не заспишься.
    Лежу и слушаю музыку ночного леса. Со странным стрекочущим бульканьем между деревьев носится сыч. В подстилке шелестит сычиный корм - мыши.
    Время от времени в глубине леса ломаются ветки.
    Они ломаются просто так - подгнивши и под своей тяжестью, и этот звук меня нисколько не тревожит. Настоящие неприятности в ночи приходят бесшумно. Вот, помнится, на реке Белая Ночь медведь напал на палатку со спавшими там геологами и убил парочку, пока третий не шлепнул его из револьвера.
    Поэтому я придвигаю поближе свой Savage Mod.99. Умели, черт возьми, делать винтовки в свое время - моему старику ровно сто лет, а выглядит как новенький.
    Я просыпаюсь от холода… И от чего-то еще.
    На мари раздается чуть слышный стук. Будто кто-то очень далеко щелкает какими-то неправильными деревянными кастаньетами.
    Я потягиваюсь. Стряхиваю с куртки остатки золы и с удовлетворением не обнаруживаю на ней ни единой дырки.
    Костер прогорел, и я заливаю его привычным всем мужчинам поутру способом.
    И начинаю двигаться по краю мари. Практически бесшумно, потому что куртка Harkila, несмотря на свою брезентовидную поверхность, не шуршит.
    Мне больше приходится беспокоиться о хлюпанье ног в мелком кочкарнике - надо помнить, что в отличие от глухаря обыкновенного каменный глухарь не лишается ни зрения, ни слуха.
    Да, и я уже вижу его - сидящего на сухом взгорке метрах в ста пятидесяти от меня.
    Немного поправив фотоаппарат так, чтобы ружье ему не мешало, я выхожу на него.
    И неожиданно сбоку будто разрывается снаряд.
    Это второй глухарь, не замеченный мной за корягой, срывается в пятнадцати метрах от меня, оглушительно хлопая крыльями…
    Так мне, несмотря ни на что, и не удалось сделать хороший кадр каменного глухаря на Колыме. А те фотографии, что размещены в статье, сделаны замечательным фотографом из Якутии Юрием Коковиным.
Русский Охотничий Журнал

Михаил Кречмар